Не было никрови,ниследивкакого-либо
ранения. Толстое круглое лицо старика с большим мясистымносомбыломне
совершенно незнакомо.
Борясь с тошнотой, подступившей к горлу, я опустился на одноколенои
приник ухом к груди старика. Грудь у негобыла,какустаройженщины,
почти безволосая. В нос мнеударилкисловатыйзапахстарческогопота.
Никаких признаков жизни. "Господи, старик, - подумал я, - неужто ты не мог
умереть не в мое дежурство?"
Я нагнулся, схватил безжизненное тело под мышки и затащил его обратно в
номер. У меня уже был достаточный опыт службы в отеле,чтобызнать,что
мертвеца нельзя оставлять лежать в коридоре, а надо поскорей все скрыть от
других постояльцев.
Когда я тащил мертвеца,футлярвыкатилсяиз-поднегоиосталсяв
коридоре. Я оставил тело на полу рядом с кроватью, на которой в беспорядке
разбросаныбылисмятыепростынииодеяла.Простынииподушкибыли
перепачканы губной помадой. Должно быть, той дамочки, которуюявыпустил
около часа ночи. С некоторой жалостью я посмотрел нанемощноестарческое
тело, распростершееся на линялом ковре, на жалкую стариковскую плоть. Надо
же так - последнее наслаждение. И сразу за ним - смерть.
На столике возле кровати стоял открытыйчемоданчикиздорогойкожи.
Рядом лежал потертый бумажник и кошелек с золотым тиснением. В чемоданея
разглядел три аккуратно сложенные чистые рубашки.
На столике быларазбросанакое-какаямелочь.Ясосчиталденьгив
кошельке. Сорок три доллара. Положив кошелекнаместо,явзялвруки
бумажник. Обнаруживвнемдесятьновехонькиххрустящихстодолларовых
купюр, я присвистнул от удивления. Что бы тут ни произошлоночью;старик
не был ограблен. Сунув деньги обратно в бумажник, я аккуратно положилего
на то же место на столике. Я знал заповедь "не укради" и соблюдал ее. Как,
впрочем, и многие другие.
Я снова кинул взгляд на открытый чемодан. Помимо рубашек,внембыли
две пары мужских трусовстарогообразца,полосатыйгалстук,двепары
носков и синяя пижама. Да, теперь постоялец номера 602, кто бы он нибыл,
задержится в Нью-Йорке дольше, чем собирался.
Вид мертвого тела угнетал меня, и потому я стащилскроватиодноиз
одеял и накрыл его с головой. Сталокак-толегче,когдасмертьобрела
только геометрические очертания тела, лежащего на полу.
Затем я вышел в коридор и подобралфутляр.Нанемнебылоникаких
ярлыков или надписей. Когда я внес его вномер,тозаметил,чтоонс
одного края немного надорван. Я было собрался сунуть этот футляр кдругим
вещам, как вдруг мне бросился в глаза торчащий в надорванном месте зеленый
утолок банкноты. Я вытащил ее, и это оказаласьстодоллароваябумажка.В
отличие от новеньких денег в бумажнике, эта была старой и измятой.
Внимательно осмотрев футляр, я увидел, что он туго набит стодолларовыми
купюрами. Придя в себя от удивления, я засунул обратно сотенную бумажкуи
тщательно закрыл надорванный край футляра.
Сунув футляр под мышку, я выключил свет в номере и запер его.
Сунув футляр под мышку, я выключил свет в номере и запер его.Всемои
движения были быстры и уверенны, как у хорошо отрегулированногоавтомата,
словно я всю жизнь готовился к такому случаю и ничего иного тут и бытьне
могло.
Я вернулся к себе и прошел в маленькую,глухую,безокон,комнатку,
примыкавшую к моей конторке.Внейполкибылизаваленыканцелярскими
принадлежностями, старыми счетами,потрепаннымижурналамипрошлыхлет,
забытымивномерах.Онипестрелифотографиямиушедшихвнебытие
политиканов, голых девочек(ихтеперь,увы,уженестоилоснимать),
ослепительнопритягательныхженщин,убийцсмоноклями,кинозвезд,
тщательнопозирующихписателей-словом,обычноемесивопрошлойи
современной Америки.
Не колеблясь, засунул ячертежныйфутлярсденьгамивэтотворох
скандалов, сплетен и восторгов.
Потом я вызвал по телефону "скорую помощь" и уселся за стол,занявшись
сандвичем и бутылкой пива. За едой я отыскал записьвкнигерегистрации
приезжающих, указавшую, что 602-йномерзанялзаденьдоэтогоДжон
Феррис, домашний адрес: Чикаго, Северное Мичиганское авеню. Едва толькоя
допил пиво, как услыхал звонок и увидел снаружи машину "скоройпомощи"и
вышедших из нее двоих мужчин.Одинбылвбеломхалатесосвернутыми
носилками в руках; другой, в синей форме, нес черную сумку, однако я знал,
что и он не был врачом. В Манхэттене [районНью-Йорка]нетратилисьна
врачей, а посылали по вызовам "скоройпомощи"санитаров,которыемогли
оказать на месте первуюпомощь,недоконавпациента.Когдаяоткрыл
входную дверь, подъехала патрульная полицейская машина, изкоторойвылез
коренастый полисмен с тяжелым подбородком и темными,нездоровымикругами
под глазами.
- Что у вас тут случилось? - спросил он.
- На шестом этаже старик загнулся, - ответил я.
- Пройду с ними, Дэйв, - сказал полисмен своему напарнику, сидевшему за
рулем. Былослышно,какунихвмашинеслужебноерадиопередавало
сообщения о несчастных случаях, избиениях жен,самоубийствахиназвания
улиц, где были замечены подозрительные личности.
Я повел их как ни в чем не бывало.Молодойсанитарпоминутнозевал,
словно не спал неделю. Я заметил, что работающие ночью выглядят так, будто
несут наказание за какой-то тяжкий неведомый грех. Тяжелые шагиполисмена
гулко отдавались впустомвестибюле,впечатлениебылотакое,чтоон
шествовал один.Всемолчали,поднимаясьвлифте,которыйнаполнился
специфическим больничным запахом. Бог с ним, с запахом, подумалось мне,а
вот полисмена лучше бы не было.
Когда мы поднялись на шестой этаж, я провел их в 602-йномер.Санитар
сдернул одеяло с мертвеца инаклонилсякнему,приложивкегогруди
стетоскоп. Полисмен остановился у кровати, внимательно разглядываясмятые
простыни со следами губной помады, одеяла и вещи на столике.