- Хотел, что ли, переспать с ней?
- Именно это она и подразумевала.
- Что это была за женщина?
- Должно быть, проститутка.
- Вы когда-либо прежде видели ее?
- Нет.
- К вам в отель приходит много женщин, не так ли?
- Я бы не сказал, что так уж много.
Полисмен опустил голову и уставилсянапосиневшееисказившеесялицо
старика. Потом обратился к санитару:
- Послушайте, приятель, как давно он умер, по-вашему?
- Трудно сказать. Что-нибудь от десяти минут дополучаса.Вывызвали
нас сразу, как только нашли тело? - спросил у меня санитар.-Вашвызов
поступил в три пятнадцать.
- Сперва я послушал, бьется ли у него сердце. Потом втащил сюда, накрыл
одеялом. После этого спустился вниз и позвонил вам.
- Вы пытались привести его в чувство?
- Нет, не пытался.
- Почему?
В вопросе санитаранебылопридирки.Былоченьпозднийчас,он,
конечно, устал и спросил лишь для проформы.
- Мне не пришло в голову.
- Уж очень многое не приходило вам в голову, - мрачно заметил полисмен.
Подобно санитару, онтакжевелсебяпоустановленномураспорядку,в
который входило и подозрение.Однако,посуществу,всеэтобылоему
безразлично и даже, казалось, давно надоело.
- Что ж, давайте мы заберем его, - предложил санитар. - Нет смыслазря
терять время. Когда свяжетесь с его семьей, - снова обратился он ко мне, -
узнайте, как они собираются хоронить его, и сообщите в морг.
- Сейчас же отправлю телеграмму в Чикаго, - пообещал я.
Санитар и шофер "скорой помощи" уложили тело на носилки.
- Тяжеленный, сукин сын, - заметил шофер. - Жрал, видно, втригорла,
старый козел. Ишь ты, голым приставал к бабенке. И хоть бы было чем!
Завернув труп в простыню, они пристегнули егоремнямикносилкам.В
лифте носилки пришлось поставить почти стоймя, иначе они не помещались.
- Беспокойная была ночь? - спросил я санитара, когдамыспускалисьв
лифте.
- Четвертый вызов, - ответил он. - Могу поменяться с вами работой.
- Ну да, охота вам просиживать ночи напролет за счетной машинкой, когда
скоро вы начнете загребать денежки. В газетах вон пишут, что врачиунас
зарабатывают больше всех.
- Боже, услышь это и благослови Америку, - воскликнулсанитар,выходя
из лифта.
Я открыл им парадную дверь и глядел, как ловко они поставили носилкис
телом в санитарную машину. В патрульной машине второй полисмен крепко спал
за рулем, негромко посапывая. Завыласирена,и"скораяпомощь"быстро
скрылась из виду.
- Какого черта они торопятся? - сказал полисмен, стоявший рядом со мной
на ступеньках.
- А напарник-то ваш заснул.
- Проснется, если будет вызов. Чутье у него, как у собаки.Пустьпока
отдохнет. Хотел бы я иметь его нервы, - со вздохом добавил он. -Пойдемте
заглянем в вашу книгу регистрации приезжающих.
Мы вернулись в мою конторку. Проходя через смежную комнатку, я старался
не глядеть на полку,гдесредиканцелярскихпринадлежностейистарых
журналов лежал принесенный мной футляр.
-Пойдемте
заглянем в вашу книгу регистрации приезжающих.
Мы вернулись в мою конторку. Проходя через смежную комнатку, я старался
не глядеть на полку,гдесредиканцелярскихпринадлежностейистарых
журналов лежал принесенный мной футляр.
- Если хотите выпить, у меня есть бутылка виски, - предложил я, радуясь
про себя тому, чтопокавсеидетблагополучно.Мнойсловноуправлял
компьютер, в который правильно заложили все необходимые данные. Но всеже
требовалось некоторое усилие, чтобы не глядеть на полку, где лежал футляр.
- Я же на службе,-протянулполисмен.-Ноглоточеквсежене
повредит.
Я отыскал в книге регистрации приезжающих запись о въезде постояльцав
602-й номер, и полисмен старательно переписал ее в своюзаписнуюкнижку.
История Нью-Йорка, по-видимому, наиболее верноотраженавзаписяхэтих
полицейских книжек. Сочтите это,пожалуйста,интереснымархеологическим
открытием.
- Стакана, извините, нет, - заметил я, откупоривая бутылку виски.
- Ничего, из горлышка сойдет, - сказал полисмен. -Лехаим,-добавил
он, приветственно приподнял бутылку и основательно отхлебнул из нее.
- Вы еврей? - полюбопытствовал я, когда полисмен протянул бутылку мне.
- Нет. Напарник научил. А он еврей. "Лехаим". За жизнь! Это я помнилс
тех пор, как посмотрел на Бродвее знаменитый мюзикл "Скрипач на крыше".
- Пожалуй, последую-ка я вашему примеру, - произнес я, подносябутылку
ко рту. - Эта ночка мне еще долго сниться будет.
- Ну, эта ночь - пустяки. Нам часто и похуже приходится.
- Да уж, представляю себе.
- Однакопораидти,-сказалполисмен.-Утромквампожалует
инспектор. Чтоб до его прихода номер был заперт, понятно?
- Передам утром моему сменщику.
- Эх, ночная работа, - вздохнул полисмен. - Вы хорошо спите днем?
- Прекрасно.
- А вот я не могу, - он печально покачал головой. - Видите, какие круги
под глазами.
Я проводил его к выходу и следил, как не спеша, вразвалку подошел онк
патрульной машине, вскарабкался в нее и разбудил напарника.Онимедленно
покатили по молчаливойпустыннойулице,аяпоспешилксебе,чтобы
отправить телеграмму.
Прозвучало по меньшей мере десять гудков, пока мне ответили.Странав
полном упадке, подумал я, ожидая. Никакого движения, никто не отвечает.
- Вестерн юнион, - наконец послышалось в трубке.
- Примите телеграмму в Чикаго, - сказал я, затем продиктовал адрес и по
буквам фамилию адресата.
- Прошу текст.
- Сожалением извещаем кончине Джона Ферриса сегодня три пятнадцатьтчк
Прошу немедленно сообщить ваши указания тчк Друзек отельСвятойАвгустин
Манхэттен Нью-Йорк, - продиктовал я.
К тому времени, когда придет ответ, Друзек уже появится в отеле, амое
дело сторона. И вовсе ни к чему, чтобы в Чикаго знали мое имя.
Мне сообщили стоимость телеграммы, и я пометил ее на листке стекстом.
Старина Друзек поставит ее, конечно, в счет Феррису.
Глотнув еще виски, я уселся во вращающемся кресле и раскрыл Библию.