Дежурныйофицер, мойприятель, ротмистр
графШтейнхюбель,просит менясрочно прийтик нему в казарму. Двое улан,
видимо вдребезги пьяных,передрались, иодин удалилдругогоприкладом по
голове. И вот этотдуреньлежит без сознания, вкрови, сразинутым ртом.
Никтонезнает, цел лиу негочереп илинет. Полковойврач отчалилпо
увольнительной в Вену, командира полка нигде не могут найти; в растерянности
добрейший Штейнхюбель - чтоб ему провалиться! - посылает за мной, именноза
мной, ипросит помочь ему, пока он займется пострадавшим. И теперь я должен
составлятьпротоколислатьвовсеконцывестовых с наказом разыскать
какого-либо штатского врача вкафе илигде-нибудьеще. Авремяужебез
четвертивосемь,и новсемувидно, что раньше чем через четверть, а то и
полчаса я отсюда не выберусь. Черт возьми, надоже,чтобы такое безобразие
случилось какнарочно сегодня! Как развтотдень,когдая приглашен в
гости. Все нетерпеливее япоглядываюна часы; нет, я уже не успею вовремя,
даже если провожусь здесь не больше пяти минут.Но служба- нам это крепко
вбиливголову-превыше всяких личныхобязательств.Посколькуудрать
нельзя, я делаю единственно возможное в моем дурацком положении: наняв фиакр
(удовольствиеобходитсямнев четырекроны),посылаюсвоего денщикак
Кекешфальвеспросьбой извинитьменя,если яопоздаю понепредвиденным
служебнымобстоятельствам, ит.д. ит.п.Ксчастью, вся эта суматохав
казармепродолжаетсянедолго,таккаксобственнойперсонойпоявляется
полковник, а за ним врач, которогоотыскали где-то; теперь я могу незаметно
исчезнуть.
Нотут снованевезение: на площадиРатуши, как назло,нет ни одного
фиакра,имне приходится ждать,пока потелефону вызывают восьмикопытный
экипаж. Такчто, когда я наконецвступаюв просторный вестибюль, минутная
стрелкастенныхчасовсмотритвниз-ровнополовинадевятоговместо
назначенныхвосьми,- иявижу,чтовешалкауже полна.Понесколько
смущенному лицу слуги я чувствую,что опоздал изрядно. Жаль, очень жаль,и
надо же случиться такому при первом визите!
Тем не менее слуга - наэтот раз белые перчатки, фрак, сорочкаи лицо
одинаково выутюжены-успокоительносообщает, чтоденщикполчасаназад
предупредиломоемопоздании, ипроводилменявнеобычайно элегантную
гостиную с четырьмя окнами, обтянутую розовым шелком и сверкающуюхрусталем
люстр; никогда, вжизни я не видел ничего более аристократического. Однако,
к своему стыду, яобнаруживаю, что гостиная совершенно пуста, а из соседней
комнаты явственно доносится веселый звонтарелок. "Скверно, совсем скверно,
- думаю я, - они уже сели за стол".
Ладно, я берусебявруки и, кактолько слуга открывает передо мной
раздвижнуюдверь,делаюшагвперед,останавливаюсь на порогестоловой,
щелкаюкаблукамииотвешиваюпоклон.
"Скверно, совсем скверно,
- думаю я, - они уже сели за стол".
Ладно, я берусебявруки и, кактолько слуга открывает передо мной
раздвижнуюдверь,делаюшагвперед,останавливаюсь на порогестоловой,
щелкаюкаблукамииотвешиваюпоклон.Всеоборачиваются вмою сторону,
десять, двадцатьпарнезнакомыхглаз пристально разглядываютзапоздалого
гостя,в не оченьувереннойпозе застывшего вдверях.Какой-топожилой
господин,несомненно,хозяиндома, поспешновскакивает с места,снимает
салфетку и устремляется мне навстречу, любезно протягивая руку. Он совсем не
такой, каким ясебе его представлял, этотгосподинКекешфальва, совсем не
толстощекий,разрумянившийся отдоброго вина помещикс мадьярскими усами.
Сквозь стекла очков на меня смотрят чуть усталые, словно затуманенные глаза,
я вижусероватые мешкипод глазами,слегка сутулыеплечи,слышу речьс
присвистом,изредкапрерываемуютихимпокашливанием;этогочеловекас
тонкими чертами узкого лица и острой серой бородкой скорееможно принять за
ученого.Необыкновеннаяучтивостьстарогогосподинадействуетнаменя
ободряюще. Нет,нет, это он должен извиниться, слышу я, прежде чемуспеваю
что-либо сказать. Ведьему отлично известно,чтонаслужбевсякое может
случиться, а ябыл настолько любезен,чтоуведомилего озадержке; лишь
потому,что он был несовсем уверен в моемприходе,они сели за стол без
меня.Атеперьпоскореекстолу.Послеонпредставитменявсем
присутствующим вотдельности,апокачто(онподводитменякстолу)
познакомит со своейдочерью.Тонкая, бледная, хрупкаядевушка, ещепочти
ребенок,прервав разговорс соседкой, окидывает меня робким взглядом.Она
похожа на отца. Я лишь мельком вижу серые глаза, узкое нервное лицо и сперва
кланяюсь ей,затем отвешиваю общийпоклон направо и налево; все явно рады,
чтоимнепридетсяоткладыватьножиивилкирадискучнойцеремонии
знакомства.
Первые две-триминуты я еще чувствуюсебяоченьнеловко.Здесь нет
никого из моегополка, ни одного из моих приятелей, ни одногознакомого. Я
даже не вижу здесь никого из отцов города- сплошьчужие, совершенно чужие
лица. Какмне кажется, это большей частьюпомещикиизокругисосвоими
женами идочерьми,а также чиновники.Все штатские, толькоштатские,ни
одного мундира, кроме моего! Господи, какя, молодой человек, неуверенный и
застенчивый, буду разговаривать с этиминезнакомыми людьми?Ксчастью,у
меня приятное соседство. Рядом со мной сидит хорошенькая племянница хозяина,
тосамоекареглазое задорное создание, которое,видимо, все-таки заметило
мойвосторженный взглядтогда, в кондитерской, потомучтоона приветливо
улыбается мне, как старому знакомому. Глаза у нее словно каштаны, и, честное
слово, когда она смеется, мнедаже чудится, будто они потрескивают, какна
жаровне.