У нее прелестные прозрачныеушки, прикрытые прядями густых волос.
"Совсем как розовыецикламены вомху", - думаю я. Ее обнаженные руки, если
до них дотронуться, наверное, мягкие и гладкие, как очищенный персик.
Приятносидеть рядом с такой хорошенькой девушкой;только лишьза ее
певучий венгерскийговор я уже готоввнее влюбиться. Приятнообедатьв
сверкающемогнямизале, когда передтобой превосходно сервированный стол,
уставленный тончайшими яствами, а за спиной услужливый лакей в ливрее.Да и
моя соседка слева, говорящая с легким польскимакцентом, выглядит, при всей
своеймассивности,вполнеappetisant [аппетитно (фр.)]. Или мневсеэто
только кажется от вина, спервасветло-золотистого, потомтемно-красного и,
наконец,искристогошампанского,котороелакеи в белыхперчаткахщедро
наливают из серебряных графинови пузатыхбутылок? Молодчинааптекарь, не
соврал: уКекешфальвы и впрямьугощают по-княжески. Никогда в жизнияне
едалтаких роскошныхблюд,дажене думал,что существуеттакоеобилие
вкусныхвещей. Всеновые иновыеделикатесы,одиндругогоотменнееи
изысканней,несутнескончаемойвереницей:вотв золотомсоусеплавают
бледно-синие рыбы, увенчанные листьями салата и окруженные ломтиками омаров,
вот сидятна горкахрассыпчатогорисакаплуны, полыхает голубым пламенем
пудинг вроме, пестрят на подносе сладкиешарикимороженого, в серебряных
корзинах нежно жмутся другк дружке фрукты, наверняка проехавшиеполсвета,
прежде чемпопастьсюда.И так безконца, без конца,а напоследок целая
радугаликеров-зеленых,красных, белых,желтых, превосходныйкофеи
ароматные, в палец толщиной сигары.
Великолепный, сказочный дом! Будьтрижды благословен, добрый аптекарь!
Светлый,радостный, звонкий вечер! Незнаю, оттоголи я чувствую себя так
свободно и приподнято, что у моих соседей справа и слева, у моих визави ярче
заблестели глаза и громче зазвучали голоса, что онитакже отбросиливсякую
чопорность и оживленно заговориливсе сразу,- как бы то ни было,от моей
застенчивостине осталосьиследа.Янепринужденно болтаю, ухаживаюза
обеимисоседками одновременно, пью,смеюсь,задорно поглядываювокруг, и
если иной размои пальцы неслучайно скользят по красивой обнаженнойруке
Илоны-такзовутэту очаровательнуюособу,-тоона,опьяненнаяи
разнеженная, как ивсемы, роскошным пиршеством, и не думаетобижаться на
меня за легкие, едва ощутимые прикосновения.
Мало-помалу я чувствую- ужнедают ли себя знатьэти дивныевина:
токай вперемежку сшампанским? - какна меня находиткакая-то необычайная
легкость,готовая перейтив необузданное веселье. Но чего-то недостает мне
дляполноты блаженства,для взлета, для упоения,к чему-тоя неосознанно
стремлюсь, а кчему, становитсямнеясным уже вследующуюминуту, когда
откуда-тоизтретьей комнаты, позадигостиной -слуганезаметнооткрыл
раздвижные двери,-домоего слухавдругдоносятсяприглушенныезвуки
музыки.
Играет квартет, иэтокакразтамузыка, которую я ждал в душе:
легкий, плавный вальс, две скрипки ведут мелодию, им глухо и сумрачно вторит
виолончель, а рояль отрывистым стаккатоотбивает такт.Музыка, дамузыка,
ее-томнеи нехватало! Слушать музыку, быть может, танцевать, скользить,
парить ввальсе, блаженно упиваясь своей легкостью! Вилла Кекешфальва - это
поистиневолшебныйзамок:стоит толькозадуматьчто-либо,какжелание
мгновенно исполняется. Не успеваем мы подняться, отодвинуть стулья и пара за
парой - я предлагаюИлонеруку, снова ощущаю ее прохладную, нежную кожу-
перейти в гостиную, как тамстаранием невидимых гномов все столы уже убраны
и кресларасставлены вдоль стен. Гладкий коричневатыйпаркет блестит,как
зеркало, а из соседней комнаты доносится веселый вальс.
Яповорачиваюськ Илоне. Она понимающесмеется. Ее глаза уже сказали
"да".И вот мы кружимся - две, три,пять пар - поскользкому паркету, меж
тем как гостипосолиднееи постарше наблюдаютза намиили беседуют между
собой.Я люблютанцевать,ядажехорошотанцую. Мы летим,слившисьв
объятии,и мнекажется,что яникогда ещетак не танцевал. На следующий
вальс я приглашаю другую соседкудостолу;онатожеотлично танцует, и,
склонившись к ней, слегкаодурманенный, явдыхаю аромат ее волос. Ах,она
танцует чудесно, здесь все чудесно, и я счастлив, как никогда прежде! Голова
идеткругом, мнетак ихочется всех обнять, сказать каждомутеплое слово
благодарности, до того легким, окрыленным, удивительно юным я себя ощущаю. Я
кружусьтосодной,тосдругой,разговариваю,смеюсьи,утопаяв
блаженстве, теряю всякое представление о времени.
Но вдруг, случайно бросив взгляд на часы - половина одиннадцатого!- я
в ужасе спохватываюсь:какой же я болван! Вот уже битый час танцую, болтаю,
шучу и еще не догадался пригласить на вальс хозяйскую дочь. Ятанцевал лишь
с соседками по столу даеще с двумя-тремя дамами, которые мне приглянулись,
исовсем позабыл о дочерихозяина! Какая невоспитанность,какой афронт! А
теперь живо, ошибка должна быть исправлена!
Однако я с испугом убеждаюсь, что совершенно не помню, как выглядит эта
девушка. Всего лишь на миг я приблизился кней, когда она сидела за столом.
Мне запомнилосьтолько что-то нежноеихрупкое,апотомещебыстрый и
любопытныйвзгляд еесерыхглаз.Но кудаже она запропастилась? Ведь не
могла же дочь хозяина домауйти? Сбеспокойством япристально разглядываю
всех дам и "девушек, сидящих вдоль стен, - ни однойпохожей на нее! Наконец
я вхожу в третьюкомнату, где, скрытыйкитайской ширмой, играет квартет, и
облегченно вздыхаю. Она здесь - это, несомненно, она, - нежная, тоненькая, в
бледно-голубомплатьесидитмеждудвумяпожилымидамами,вуглу,за
малахитовым столиком, накотором вазас цветами.Слегканаклонив голову,
девушка как будто совершеннопоглощена музыкой,и туттолькоявпервые,
особенно в контрасте с ярким багрянцем роз, замечаю, как прозрачно бледен ее
лоб под густымирыжевато-каштановыми волосами.