- Что вы поняли из всего этого? - спросил Деннис Барлоу.
- Он что-то прослышал. Оттого и приезжал.
- Это должно было выплыть наружу.
- Разумеется. И если расценивать изгнание из здешнего
английского общества как мученичество, можете приготовиться к нимбу
и пальмовой ветви. Вы сегодня не были на службе?
- Я в ночную смену. Мне даже удалось сегодня кое-что написать.
Тридцать строк. Хотите взглянуть?
- Нет,- сказал сэр Фрэнк.- Одно из бесчисленных
преимуществ моего изгнания - то, что мне не приходится читать
неопубликованных стихов и, если на то пошло, вообще никаких стихов,
опубликованных или неопубликованных. Заберите их, мой мальчик,
шлифуйте и отделывайте на досуге. Меня они только расстроят. Я не
пойму их и, может, даже усомнюсь в целесообразности вашей жертвы,
которую я сейчас так горячо одобряю. Вы - молодой гений, надежда
английской поэзии. Я слышал об этом, и я в это свято верю. Я выполнил
свой долг перед искусством уже тем, что помог вам бежать из упряжки, с
которой сам давно и счастливо примирился.
Вас не водили в детстве на рождественское представление,
которое называется "У конца радуги"? Очень глупая пьеска. Там святой
Георгий и какой-то мичман летят на ковре-самолете спасать детей,
которые заблудились и попали в страну Дракона. Так вот, мне это всегда
казалось грубым вмешательством в чужую жизнь. Эти детишки были там
совершенно счастливы. Получая письма из дому, насколько мне
помнится, они кланялись с почтительностью, но даже не вскрывали их.
Ваши стихи для меня - это письма из дому, так же как Кьеркегор, и
Кафка, и "Шотландец" Уилсон. Я кланяюсь, не возмущаясь и не проте-
стуя. Налейте мне еще, дружок. Я ведь ваше memento mori. Я крепко
завяз в путах короля Дракона. Голливуд стал моей жизнью.
Вы, может быть, видели тут в одном из журналов фотографию
отрезанной собачьей головы - русские, осуществляя какие-то гнусные
планы Москвы, поддерживают жизнь в этой голове, подкачивая в нее
кровь из бутылочки. Так вот, когда эта собачья голова чует кошачий
запах, с языка у нее капает слюна. Так и мы здесь все. Студии
подкачивают в нас жизнь из бутылочки. Так что мы сохраняем еще
способность к нескольким простейшим реакциям - но не более того. А
если нас когда-нибудь отсоединят от бутылочки, мы просто погибнем.
Мне приятно думать, что именно мой пример, который был у вас перед
глазами изо дня в день больше года, вдохновил вас на героическое
решение обосноваться в независимой профессии. Вы видели пример, а
время от времени, вероятно, слышали и совет. Уж я, должно быть, не
жалел слов, убеждая вас бросить студию, пока вы еще можете это
сделать.
- Да, убеждали. Тысячу раз.
- Ну уж, конечно, не так часто. Раз или два, находясь в подпитии.
Но уж не тысячу. И мой совет, вероятно, сводился к тому, чтобы вы
вернулись в Европу. Однако никогда я не рекомендовал вам ничего столь
безудержно мрачного, прямо-таки елизаветински жуткого, как эта работа,
которую вы выбрали. Ну а что, наш нынешний хозяин доволен вами, как
вы думаете?
- Мои манеры соответствуют. Так он сказал мне вчера. Человек,
который работал до меня, оскорблял чувства клиентов трудовым
энтузиазмом. Я кажусь им почтительным. Из-за сочетания моей
меланхолии с английским акцентом. Некоторые наши клиенты уже
отзывались об этом с одобрением.
- Ну а наши соотечественники? Боюсь, что от них мы не можем
ждать сочувствия.
Некоторые наши клиенты уже
отзывались об этом с одобрением.
- Ну а наши соотечественники? Боюсь, что от них мы не можем
ждать сочувствия. Как выразился наш гость? "Есть должности, на
которые англичанин просто не пойдет". Ваша должность, мой мальчик,
стоит в этом ряду далеко не последней.
После ужина Деннис Барлоу отправился на работу. Он мчался в
машине по направлению к Бербанку, мимо ярко освещенных мотелей,
мимо позлащенных врат и залитых светом храмов в мемориальном парке
"Шелестящего дола", до самой окраины, где размещалось его бюро. Мисс
Майра Поски, его сослуживица, ожидала сменщика, освежив косметику и
уже водрузив на голову шляпку.
- Надеюсь, не опоздал?
- Вы умничка, У меня свидание возле планетария, не то б я
непременно осталась и сварила вам чашечку кофе. Работы весь день не
было - разослала несколько поминальных карточек, вот и все. Да,
мистер Шульц сказал, что, если что-нибудь поступит, ставьте сразу на
лед - такая жара. Ну, счастливо.- И она ушла, оставив бюро на
Денниса.
Контора была обставлена с мрачной изысканностью, оживляемой
лишь двумя бронзовыми щенками на камине. Только низенькая стальная
тележка, отделанная белой эмалью, отличала эту контору от сотни тысяч
других американских контор и приемных, тележка да еще больничный
запах. Около телефона стояла вазочка с розами - запах роз мешался с
запахом карболки, однако не мог его одолеть.
Деннис уселся в одно из кресел, положил ноги на тележку и
погрузился в чтение. Служба в военно-воздушных силах превратила его
из простого любителя чтения в запойного книгочея. Существовали
некоторые вполне известные и даже избитые стихотворные строки,
которые из всего множества ассоциаций с неизбежностью рождали в нем
именно те ощущения, которых он жаждал; он не экспериментировал -
это было патентованное средство, его надежное снадобье, великое
колдовство. Он открывал антологию, как женщина вскрывает пачку
любимых сигарет.
За окнами - в город и прочь от города - непрерывным потоком
неслись машины, ослепляя светом фар, оглушая рычанием приемников,
включенных на полную громкость.
"В твоих объятьях тихо угасаю,- читал он,- я здесь, у мира
сонного предела".- И повторял про себя: "Здесь, у мира сонного
предела. Здесь, у мира сонного предела..." - как монах на молитве,
который без конца повторяет все один и тот же текст, полный тайного
смысла.
Неожиданно зазвонил телефон.
- "Угодья лучшего мира",- ответил он. Послышался женский
голос, охрипший, как ему показалось, от волнения: при других
обстоятельствах он подумал бы, что женщина пьяна.
- Говорит Теодора Хайнкель, миссис Уолтер Хайнкель, Виа
Долороза, дом 207, Бел-Эйр. Вы должны приехать немедленно. Не могу
рассказать вам по телефону. Мой маленький Артур... его только что
принесли. Он как выбежал утром из дому, так больше и не вернулся. Я не
особенно волновалась, потому что уже не раз бывало, что он убегал. Я
говорю мистеру Хайнкелю: "Уолтер, как же я пойду на этот прием, когда
я даже не знаю, где Артур", а мистер Хайнкель говорит: "Какого черта!
Не можем же мы в последнюю минуту подвести миссис Лестер Скрип",
так что я и поехала, а там я за столом сидела по правую руку от мистера
Лестера Скрипа, как вдруг они пришли и говорят... Алло, алло, вы
слушаете?
Деннис поднял трубку, уже давно лежавшую на промокашке.