Незабвенная - Во Ивлин 6 стр.


Он снова

открыл дверь.

- Простите,- сказал он.- Но, должно быть, произошла какая-то

ошибка.

- Вполне возможно,- сказал мистер Медичи жизнерадостно.-

Похоже, здесь все какие-то малость чокнутые. Я тут добрых полдня

выгребал из комнаты всякое барахло. Куча хлама, как будто здесь жил

кто-нибудь: какие-то пузырьки с лекарствами, книжки, фотографии,

детские игры. Кажется, это от какого-то старого англичанина, который

дал дуба.

- Я и есть тот старый англичанин, но я не дал дуба.

- Страшно за вас рад. Надеюсь, среди этого хлама ничего

ценного не было. А может, это еще валяется тут где-нибудь.

- Пойду повидаю Отто Баумбайна.

- Этот тоже чокнутый, а только вряд ли он что-нибудь знает

насчет вашего барахла. Я просто выставил все в коридор, и точка. Вот,

может, уборщица...

Сэр Фрэнсис дошел по коридору до кабинета помощника

директора.

- У мистера Баумбайна сейчас совещание. Передать ему, чтобы

он вам позвонил?

- Ничего, я подожду.

Он уселся в приемной, где две машинистки вели по телефону

бесконечно длинные и сугубо интимные разговоры. Наконец вышел

мистер Баумбайн.

- Ах, это ты, Фрэнк,- сказал он.- Как мило, что ты заглянул к

нам. Очень рад. Нет, право, я очень рад. Заходи еще как-нибудь. Заходи

почаще, Фрэнк.

- Я хотел поговорить с тобой, Отто.

- Да, только сейчас я как раз страшно занят, Фрэнк. А что, если я

позвоню тебе где-нибудь на той неделе?

- Я только что обнаружил в своем кабинете какого-то мистера

Медичи.

- Да, верно, Фрэнк. Только он произносит это "Медисси", что-то

в этом роде; ты так произнес, будто он итальяшка какой-нибудь, а мистер

Медисси очень приличный молодой человек, и у него очень, очень

хорошие, прямо-таки замечательные анкетные данные, Фрэнк, так что я с

большим удовольствием познакомлю тебя с ним.

- Ну а мне где работать?

- Ах, видишь ли, Фрэнк, об этом мне очень хотелось бы

поговорить с тобой, но только сейчас у меня совсем нет времени. Ну

просто совсем нет, правда, детка?

- Правда, мистер Баумбайн,- сказала одна из секретарш.-

Сейчас у вас решительно нет времени.

- Вот видишь. У меня просто нет времени. Я знаю, что мы

сделаем, детка, попытайтесь устроить сэра Фрэнсиса на прием к мистеру

Эриксону. Уверен, что мистер Эриксон будет очень рад.

Так сэр Фрэнсис попал на прием к мистеру Эриксону,

непосредственному начальнику мистера Баумбайна, и тот с

недвусмысленной нордической прямотой объяснил ему то, о чем сэр

Фрэнсис уже начал смутно догадываться,- что его долголетняя служба

на благо компании "Мегалополитен пикчерз инкорпорейтед" пришла к

концу.

- Вежливость требовала, чтоб меня хотя бы известили об этом,-

сказал сэр Фрэнсис.

- Письмо уже послано. Застряло где-нибудь, вы же знаете, как

бывает; столько всяких отделов должны его подписать - юридический

отдел, бухгалтерия, отдел производственных конфликтов. Впрочем, в

вашем случае я не предвижу никаких осложнений. Вы, к счастью, не член

профсоюза. А то время от времени их треугольник протестует против

нерационального использования кадров - это когда мы привозим кого-

нибудь из Европы, из Китая или еще откуда-нибудь, а через неделю

увольняем.

Но у вас говеем другой случай. Вы у нас давно работаете.

Почти двадцать пять лет, так, кажется? В вашем контракте даже

обратный билет на родину не оговорен. Так что все должно пройти

гладко.

Сэр Фрэнсис покинул кабинет мистера Эриксона и пошел прочь

из великого муравейника, который именовался мемориальным блоком

имени Уилбура К.Лютита и был построен уже после того, как сэр

Фрэнсис приехал в Голливуд. Уилбур К.Лютит был тогда еще жив;

однажды он даже пожал руку сэру Фрэнсису своей коротенькой толстой

ручкой. Сэр Фрэнсис видел, как росло это здание, он даже занимал какое-

то вполне почетное, хотя и не самое видное место на церемонии его

открытия. На памяти сэра Фрэнсиса здесь заселялись, пустели и вновь

заселялись комнаты, менялись на дверях таблички с именами. На его

глазах приходили одни и уходили другие. Он видел, как пришли мистер

Эриксон и мистер Баумбайн и как ушли люди, имен которых он теперь

уже не мог припомнить. Он помнил лишь беднягу Лео, который вознесся,

пережил падение и умер, не оплатив счета в отеле "Сады аллаха".

- Вы нашли, кого искали? - спросила его девушка за конторкой,

когда он выходил на залитую солнцем улицу.

Трава на юге Калифорнии растет плохо, и голливудская почва не

благоприятствует высокому уровню крикета. По-настоящему в крикет

здесь играли лишь несколько молодых членов клуба: что касается

подавляющего большинства его членов, то крикет занимал в сфере их

интересов столь же малое место, как, скажем, торговля рыбой с лотка или

сапожный промысел в оборотах лондонских оптовиков. Для них клуб

был просто символом их принадлежности к английскому клану. Здесь

они по подписке собирали деньги для Красного Креста, здесь они могли

вволю позлословить, не боясь, что их услышат чужеземные хозяева и

покровители. Здесь они и собрались на другой день после внезапной

смерти сэра Фрэнсиса Хинзли, точно заслышав звон набатного колокола.

- Его нашел молодой Барлоу.

- Барлоу из "Мегало"?

- Он раньше был в "Мегало". Ему не возобновили контракт. С

тех пор...

- Да, слышал. Какой позор.

- Я не знал сэра Фрэнсиса. Он тут подвизался еще до нашего

приезда. Кто-нибудь знает, отчего он это сделал?

- Ему тоже не возобновили контракт. Слова эти звучали зловеще

для каждого, роковые слова, произнося которые следует прикоснуться к

чему-нибудь деревянному или стожить пальцы крестом; нечестивые

слова, которые вообще лучше не произносить вслух. Каждому из этих

людей был отпущен кусок жизни от подписания контракта до истечения

его срока, дальше была безбрежная неизвестность.

- А где же сэр Эмброуз? Сегодня он обязательно придет.

Наконец он пришел, и все отметили, что он уже вдел черную

креповую ленту в петлицу своей спортивной куртки. Несмотря на

поздний час, он принял протянутую ему чашку чаю, потянул ноздрями

воздух, до удушья пропитанный ожиданием, и наконец заговорил:

- Все, без сомнения, уже слышали эту жуткую новость про

старину Фрэнка?

Невнятный ропот.

- В конце жизни ему не везло. Не думаю, чтоб в Голливуде

остался еще кто-нибудь, за исключением меня самого, кто помнил бы

годы его расцвета. Он всегда помогал тем, кто в нужде.

- Это был ученый и джентльмен.

- Несомненно.

Назад Дальше