С минуту он раскачивал ее, как рыбак, собирающийся закинуть
невод, затем сделал ловкий маневр, и Венера с Марсом попалисьвловушку:
сеть накрыла их в позе счастливых любовников.
Гул, похожий на подавленный стон, пронесся по рядам. Кое-где захлопали,
но все бинокли были наведены на Венеру. Мало-помалу Нана целиком завладела
публикой и теперь каждый мужчина был в ее власти. Призыв плоти, исходивший
от нее, как от обезумевшего зверя, звучал все громче, заражая зал.Вэту
минуту малейшее ее движениепробуждалострасть,иейдостаточнобыло
пошевелить мизинцем, чтобы пробудить вожделение. Спины зрителей выгибались
дугой, вздрагивая, словно струны, от прикосновения невидимогосмычка,от
теплого,блуждающегодыхания,исходившегоизневедомыхженскихуст,
шевелились назатылкахлегкиепрядиволос.Фошривиделпередсобою
юношу-школьника,которыйотвозбуждениядажепривстал.Подстрекаемый
любопытством, Фошри рассматривал окружающих: графдеВандеврбылочень
бледен, губы его были плотно сжаты;апоплексическаяфизиономиятолстяка
Штейнера,казалось,вот-вотлопнет;Лабордетсмотрелвбинокльс
удивленным видом барышника, любующегося безукоризненной кобылой;уДагнэ
налились кровью и шевелились уши. Когда же Фошри оглянулся назад,онбыл
поражентем,чтоувиделвложеМюффа:позадиграфини,сидевшейс
побледневшим, серьезным лицом, стоял, словно завороженный, граф; лицоего
покрылось красными пятнами; рядом с ним в полумракесветились,вспыхивая
золотистыми искорками, точнозрачкикошки,ещенедавнотусклыеглаза
маркиза де Шуар. Зрители задыхались от жары, волосы их прилипликпотным
лбам. За те три часа, что они провели здесь, воздух накалился отгорячего
дыхания людей.
В ослепительномсветегазастолбыпыливсесгущались,неподвижно
повиснувнадлюстрой.Публикабыла,каквдурмане,похожемна
головокружение; усталые и возбужденные зрителитомилисьтемидремотными
желаниями, которые в полночь нашептывает альков. А Нана передлицомэтой
млеющей, расслабленной и опустошенной к концуспектакляполуторатысячной
толпы оставаласьпобедительницей,ибоеемраморноетело,ееженское
естество обладало такой силой, что могло уничтожить всехэтихлюдей,не
растрачивая себя.
Спектаклькончился.НаторжествующийзовВулканасбежалисьвсе
олимпийцы и продефилировали перед влюбленнымисигривымииудивленными
возгласами. Юпитер сказал: "Сын мой, я нахожу, что с вашей сторонывесьма
легкомысленно приглашать нас на подобное зрелище". Затемвсеобщеемнение
резко изменилось в пользу Венеры. Хор рогоносцев, вновь введенныйИридой,
умолял владыку богов оставить дело без последствий: с тех пор, как женщины
стали сидеть дома, мужчинам от них нет житья; лучше уж быть обманутым,но
довольным, - такова была мораль пьесы.ТогдаВенеруосвободили,Вулкан
получил "право жить раздельно" с женой.
Марс помирился с Дианой. А Юпитер,
чтобы восстановить в собственном семействе мир, сослал молоденькуюпрачку
на одно из созвездий. Амура, наконец, выпустили из карцера, где он, вместо
того, чтобы спрягать глагол "любить",делалбумажныхпетушков.Занавес
опустилсяподапофеоз:коленопреклоненныйхоррогоносцевспел
благодарственный гимнВенере,улыбавшейсяисловновыросшейвсвоей
властной наготе.
Зрители, слушавшие апофеоз уже стоя,поспешиликвыходу.Впублике
стали известны имена авторов, их дважды вызывали подгромаплодисментов.
Но особенно настойчивокричали:"Нана!Нана!"Неуспелаещепублика
покинуть зал, как стало темно, рампапогасла,люструопустили,длинные
серые полотнища свесились над авансценой и скрыли позолоту галерей; и зал,
где еще минуту назад было так шумно и жарко, погрузился в тяжелыйсон,а
кругом все сильнее чувствовался запах затхлости и пыли.
Графиня Мюффа, стройная и закутанная в меха, ждала у барьера ложи, пока
схлынет толпа, и глядела в темноту.
В коридорах публика осаждала билетерш, которыеметалисьсредивороха
разбросанной одежды, Фошри и Ла Фалуаз спешили попасть кразъезду.Вдоль
вестибюля шпалерами стояли мужчины, а по двойной лестницеплотноймассой
медленно и равномерно лились два бесконечных людских потока.
Штейнер, увлекаемый Миньоном, исчез одним из первых.ГрафдеВандевр
ушел под руку с БланшдеСиври.Гагасдочерьюнамигоказалисьв
затруднительном положении, из которого их вывел Лабордет: он подозвалдля
них фиакр и предупредительно захлопнул за ними дверцу. Никтонезаметил,
как прошел Дагнэ. А сбежавший школяр,щекикоторогоещепылали,решил
ждать у артистического подъезда, но когда он подбежал кпассажуПанорам,
решетка его была уже заперта, а на тротуаре стояла Атласная; онаподошла,
задевая его своими юбками, но отчаявшийся юноша грубо оттолкнул ее и исчез
в толпе, плачаотсобственногобессилияистрасти.Зрителинаходу
закуривали сигары, напевая вполголоса: "Когда Венерабродитвечерком..."
Атласная вернулась в кафе "Варьете", где она с разрешенияОгюстадоедала
сахар, оставшийся на дне стакана от сладкихнапитков.Какой-тотолстяк,
чрезвычайно разгоряченный, увел ее, наконец, во тьму медленнозасыпавшего
бульвара.
Публика все еще выходила из театра. Ла Фалуаз поджидал Клариссу.Фошри
обещал проводить Люси Стьюарт и Каролину Эке с матерью. Все троевышлис
хохотом и заняли своими юбками целый угол вестибюля, когда мимо следяным
спокойствием проследовали Мюффа. В этот момент отворилась узкая дверца, из
нее выглянул Борднав, который добился от Фошри обещания написать рецензию.
Вспотевший и раскрасневшийся Борднав, казалось, опьянел от успеха.
- Пьеса выдержит не менеедвухсотпредставлений,-любезносказал,
обращаясь к нему, Ла Фалуаз. - Весь Париж перебывает в вашем театре.
НоБорднаврассердился.Резкимдвижениемонуказалнапублику,
наполнявшую вестибюль, натеснившихсямужчинспересохшимигубами,с
пылающими глазами, еще не остывших от обладания Нана, и яростно крикнул:
- Да скажи, наконец, - в моем борделе, упрямая твоя голова!
2
Наутро, в десять часов,Нанаещеспала.