Позади дома, в небольшомсыромсадикечахлые
деревья тянулись к солнцу, и ветви их были так длинны, что свешивались над
черепицами крыши.
Во вторник к девяти часам в гостиной графини собралосьчеловекдесять
гостей. Когда графиня принималаусебяблизкихдрузей,дверисмежной
маленькой гостиной и столовой были заперты. Гости чувствовали себя уютнее,
болтая у камина в большой и высокой комнате; четыреееокнавыходилив
сад; и оттуда в этот дождливый апрельский вечер проникала сырость, хотяв
камине горели огромные поленья. Сюда никогда не заглядывалосолнце:днем
стоял зеленоватый полумрак, а вечером, при свете ламп илюстры,гостиная
казалась еще более строгой благодаря массивной мебеликрасногодеревав
стиле ампир, штофным обоям и креслам,обитымтисненымжелтымбархатом.
Здесь царил дух благочестия, атмосферахолодногодостоинства,старинных
нравов минувшего века.
Напротив кресла, в котором умерламатьграфа,-глубокоготвердого
кресла, обитого плотной материей, стояла по другую сторону каминакушетка
графини Сабины с красной шелковойобивкой,мягкая,какпух.Этобыла
единственная современная вещь, попавшая сюда по воле случаяинарушавшая
строгость стиля.
- Итак, - проговорила гостья, молодая женщина, - к нам едетперсидский
шах.
Речь шла о коронованных особах, которых ожидали вПарижеквыставке.
Несколько дам уселись в кружок перед камином. Г-жа Дю Жонкуа, брат которой
дипломат, служил на востоке, рассказывала о дворе Наср-эд-дина.
-Вамнездоровится,дорогая?-спросилаг-жаШантро,жена
заводовладельца, заметив, что графиня слегка вздрогнула и побледнела.
-Нет,нисколько,-ответилаСабина,улыбаясь...-Мненемного
холодно... Эту гостиную нескоро протопишь!
Графиня обвеласвоимичернымиглазамистеныипотолок.Еедочь,
Эстелла, девица лет шестнадцати, худая и нескладная,каквсеподростки,
встала со скамеечки,накоторойсидела,имолчапоправилавкамине
прогоревшее полено. А г-жа де Шезель, подруга Сабины по монастырю, где они
воспитывались, моложе ее на пять лет, воскликнула:
- Ах, что-ты! Как бы мне хотелось иметь такую гостиную!Здесьты,по
крайней мере, можешь устраивать приемы... Ведь в наше время строяттолько
какие-то лачужки... Будь я на твоем месте...
Она беспечно говорила, оживленно жестикулируя, о том, что переменила бы
здесь обои, обивку мебели, вообще все, а потом стала бы задаватьбалы,и
на них съезжался бы весь Париж. Позадинеестоялеемуж,чиновник,и
слушал ее с важным видом. По слухам, она открытоегообманывает;ноей
прощали, и всюду принимали, несмотря ни на что, так как считали еепросто
легкомысленной.
- Ах,ужэтаЛеонида!-толькоисказалаграфиняСабина,едва
улыбнувшись.
Ее ленивый жест как бы дополнил недосказанное. Конечно, онаничегоне
станет менять в этой комнате, где прожила семнадцать лет.
Конечно, онаничегоне
станет менять в этой комнате, где прожила семнадцать лет. Пусть остается в
том виде, в каком была при жизни свекрови.Возвращаяськпрежнейтеме,
графиня заметила:
- Меня уверяли, что к намприедуттакжепрусскийкорольирусский
император.
- Да, предполагаются очень пышные торжества, - сказала г-жа Дю Жонкуа.
Банкир Штейнер, которого недавноввелавсалонграфиниЛеонидаде
Шезель, знавшая весь Париж, беседовал, сидя на диваневпростенкемежду
окнами, с депутатом, ловко стараясь выведать у него сведения о предстоящем
изменении биржевого курса, о чем самШтейнеружепронюхал.Стояперед
ними,ихмолчаслушалграфМюффа,ещеболеехмурясь,чемвсегда.
Пять-шесть молодыхлюдейстояливозледверивокругграфаКсавьеде
Вандевр: онрассказывалимвполголосакакую-тоисторию,по-видимому,
весьма игривую, таккакслушателиструдомсдерживалисмех.Посреди
комнаты, грузно опустившись в кресло,одинокодремалтолстяк;этобыл
начальник департамента министерствавнутреннихдел.Нокогдаодиниз
молодыхлюдей,по-видимому,усомнилсявправдивостирассказаграфа,
последний громко сказал:
-Нельзяжебытьтакимскептиком,Фукармон,-всеудовольствие
пропадает!
И он,смеясь,подошелкдамам.Последнийотпрыскзнатногорода,
женственный и остроумный граф де Вандевр безудержно, неутомимо растрачивал
в то время свое состояние. Его скаковая конюшня, одна из самых известных в
Париже, стоила ему бешеных денег; размерыегоежемесячныхпроигрышейв
имперском клубе немоглиневызватьтревогу;арасходыналюбовниц
поглощали из года в год то ферму, то несколько десятин земли илилеса,а
то и целые куски его обширных владений в Пикардии.
- Не вам бы называть других скептиками, ведьвысаминивочтоне
верите, - сказала Леонида, освобождая для него местечко рядом ссобою.-
Сами вы отравляете себе все удовольствия.
- Вот именно, - ответил он, - вот я и делюсь с другими своим опытом.
Но ему приказалиумолкнуть,дабынесмущатьг-наВено.Тутдамы
отодвинулись,ивглубинеоказаласькушетка,ананеймаленький
шестидесятилетний человечек с испорченными зубами итонкойулыбкой.Он,
удобно расположившись, слушал окружающих, сам непроронивнислова.Он
покачал головой в знак того, что нисколько не смущен.Вандеврсобычным
надменным видом серьезно сказал:
- Господин Вено прекрасно знает, что я верю в то, во что надо верить.
Это свидетельствовало о егорелигиозныхчувствах,по-видимому,даже
Леонида была удовлетворена. Молодыелюдивглубинекомнатыбольшене
смеялись. Им стало скучно вчопорнойгостиной.Повеялохолодком.Ив
наступившем молчании слышался только гнусавый голосШтейнера,которыйв
конце концов вывел из себя депутата.