Гага,отизбытка
светских манер, сюсюкала, какребенок.ТолькоТатанНене,которойпо
дорогерассказали,чтозаужиномуНанабудутприслуживатьшесть
совершенно голых негров,волноваласьипросилапоказатьих.Лабордет
обозвал ее гусыней и просил замолчать.
- А Борднав? - спросил Фошри.
- Ах, представьте, я так огорчена, - воскликнула Нана, - оннесможет
приехать!
- Да, подтвердила Роза Миньон, - он попал ногой в люк и сильно вывихнул
себе ногу... Если бы вы знали, как он ругается, сидя с вытянутой настуле
перевязанной ногой.
Тут все принялись жалеть Борднава. Ни один хорошийужиннеобходился
без Борднава. Ну, что ж поделаешь, придется обойтись без него!Сталиуже
говорить о другом, как вдруг раздался грубый голос:
- Что такое! Что такое! Вы меня, кажется, хоронить собрались!
Раздалисьвосклицания,всеобернулись.НапорогестоялБорднав,
огромный, багровый, с несгибавшейся ногой; онопиралсяоплечоСимонны
Кабирош. В то время его любовницейбылаСимонна.Этадевочкаполучила
образование,играланафортепиано,говорилапо-английски;онабыла
прехорошенькой блондинкой,такойхрупкой,чтосгибаласьподтяжестью
опиравшегося на нее Борднава, ивсежепокорноулыбалась.Онпостоял
несколько минут в своей излюбленнойпозе,рисуясь,зная,чтообаони
представляют красивое зрелище.
- Вот, что значит вас любить, - продолжал он. - Я побоялсясоскучиться
и подумал: дай пойду...
Но он тут же выругался:
- А, черт!
Симонна шагнуласлишкомбыстро;Борднавпоскользнулся.Онтолкнул
девушку, а она, не переставая улыбаться, опустила хорошенькую головку, как
собачонка, которая боится побоев, и поддерживала Борднаваизовсехсил.
Тут все заохали и устремились к ним. Нана и Роза Миньон придвинули кресло,
в которое уселся Борднав; другие женщины подставилиещекреслодляего
больной ноги. Само собойразумеется,чтовсеприсутствовавшиеактрисы
расцеловались с ним, а он ворчал и охал:
- А, черт подери! Черт подери!.. Ну, зато аппетит-то у меня здоровенный
- сами увидите.
Пришли еще гости. В комнатенегдебылоповернуться.Стукпосудыи
серебра прекратился; теперь из большой гостиной доносился шум голосов,из
которых выделялся голос метрдотеля. Нана уже теряла терпение,онабольше
никого не ждала и не понимала, почему не зовут к столу. Она послалаЖоржа
узнать, в чем дело, и была очень удивлена, увидев новых гостей,мужчини
женщин. Они были ей совершенно не знакомы. Это немного смутило ее,иона
обратилась с расспросами к Борднаву, Миньону, Лабордету. Ноитеихне
звали. Тогда она спросила графа Вандевра, и он вдруг вспомнил, что то были
молодые люди, которых он завербовал уграфаМюффа.Нанапоблагодарила.
Хорошо, хорошо, надо только чутьпотесниться;онапопросилаЛабордета,
чтобы он приказал прибавить еще семь приборов.
Неуспелонвойти,как
лакей привел еще троих гостей. Это было ужслишком:положительнонекуда
будет сесть. Нана рассердилась и величественно произнесла, что этопросто
неприлично. Но когда пришли еще двое, она расхохоталась; это даже забавно,
заметила она, ну что ж, как-нибудь разместимся. Все гостистояли,только
Гага и Роза Миньон сидели, так как Борднав один занимал два кресла.Гости
тихо разговаривали; некоторые подавляли невольную зевоту.
- Послушай-ка, не пора ли сесть за стол?.. - спросил Борднав. - Кажется
мы в сборе.
- О, да, мы в полном сборе, еще бы! - ответила Нана, смеясь. Она обвела
присутствующих взглядом, и лицо ее стало вдруг серьезным,какбудтоона
удивилась, чтоневидитгостя,окоторомумалчивала.Надобылобы
подождать. Несколько минут спустя приглашенные увидели господинавысокого
роста, с благородной осанкойипрекраснойседойбородой.Удивительнее
всего, что никтонезаметил,каконвошел;он,очевидно,проникв
маленькую гостиную через полуотворенную дверь спальни. Воцариласьтишина,
гости перешептывались. Граф де Вандевр, по-видимому, былзнакомсседым
господином, так как незаметно пожал ему руку; но на расспросы дамответил
только улыбкой. Тогда Каролина Эке вполголоса стала рассказывать, чтоэто
английский лорд, который на днях уезжает в Англию жениться; онапрекрасно
знала его, он был ее любовником. История этаобошлавсехприсутствующих
женщин. Только Мария Блон выразила сомнение, возразив, что поеемнению,
этонемецкийпосланник,неразночевавшийуееподруги.Мужчины
обменивались краткими замечаниями на его счет. По лицу видно, чточеловек
серьезный. Быть может, он-то и заплатил за ужин, да, по всейвероятности.
Похоже нато.Ладно!Лишьбыужинбылхороший!Вопрососталсяне
выясненным, и опожиломгосподинезабыли.Метрдотельрастворилдверь
большой гостиной и доложил:
- Кушать подано.
Нана взяла под руку Штейнера, какбудтонезаметивдвиженияседого
господина, который пошел за ними один. Впрочем, ничего изшествияпарами
неполучилось.Мужчиныиженщинывошлигурьбой,смеясьнадэтой
незатейливой простотой. Во всю длину комнаты, откуда была вынесена мебель,
стоял стол, но он немогвместитьвсехгостей,дажеприборыудалось
расставить с трудом. Стол освещали четыреканделябра,подесятьсвечей
каждый. Особенно выделялся один из них, из накладного серебра,спучками
цветов справа и слева. Сервировка отличалась чисто ресторанной роскошью-
фарфор был с золотым рисунком сеточкой, без вензелей, потускневшее серебро
потеряло блеск от постоянного мытья, аразрозненныебокалыизхрусталя
можно было бы пополнитьвлюбомторговомзаведении.Чувствовалосьпо
всему, что это своеобразное новоселье, подготовленноенаскоропослучаю
свалившегося на голову богатства, когда даже еще не успели всерасставить
по своим местам. Недоставало люстры; оченьвысокиесвечивканделябрах
едва разгорались и проливали скудный желтый свет на компотницы, тарелкии
симметрично расставленные плоские вазы с пирожными, фруктами и вареньем.