Он заметил
около уха местечко, нежное, как атлас, сводившее его с ума.Повременам,
когда кто-нибудь обращался к Нана, она вспоминала о гостях, старалась быть
любезнойипоказать,чтоумеетпринимать.Кконцуужинаонабыла
совершенно пьяна; онасразухмелелаотшампанского,иэтооченьее
огорчало. В голове у нее гвоздем засела мысль: все эти девки нарочно ведут
себя так плохо, чтобы ей напакостить. О, онапрекрасновсевидит!Люси
подмигнула Фукармону; это она натравила его на Лабордета, а Роза, Каролина
и остальные стараются возбудить мужчин. Теперь поднялся такойгвалт,что
ничего не было слышно, и все это для того, чтобысказатьпотом,чтона
ужине у Нана можно вести себя как угодно. Ладно же! Она импокажет.Хоть
она и пьяна, но все же самая шикарная и самая порядочная из всех.
- Слушай, милочка, - снова сказал Борднав, - вели же подать кофесюда,
чтобы не беспокоить больную ногу... Мне здесь удобнее.
Но Нана злобно поднялась с места, шепнув Штейнеру и пожилому господину,
чрезвычайно удивленным ее поведением:
- Вперед наука, так мне и надо: не приглашай всякий сброд.
Затем она указала рукой на дверь столовой и громко добавила:
- Если хотите кофе, идите туда.
Все встали из-за стола и началипробиратьсявстоловую,незамечая
гнева Нана. Вскоре в гостинойнеосталосьникого,кромеБорднава.Он
передвигался, держась за стены, и ругал на чем свет стоитпроклятыхбаб;
теперь, когда они наелись и напились, имнаплеватьнапапочку!Заего
спинойлакеиужеубиралисостолаподгромогласныераспоряжения
метрдотеля.Ониторопились,толкаядругдруга,истолисчез,как
феерическая декорация посвистуглавногомеханика.Гостидолжныбыли
вернуться после кофе в гостиную.
- Брр... Здесь холоднее, - вздрогнув, сказала Гага, входя в столовую.
В комнате было открыто окно. Две лампы освещалистол,гдеподанбыл
кофе с ликерами. Стульев не было, кофе пили стоя, под все усиливавшуюсяв
соседней гостиной суматоху. Нанаисчезла;ноееотсутствиеникогоне
беспокоило. Все отлично обходились без нее, каждый брал то, чтоемубыло
нужно, гости сами рылись в буфете, разыскивая недостающие ложечки. Публика
разбилась на группы; те, что сидели далеко друг от друга за ужином, теперь
сошлись и обменивались взглядами, многозначительными улыбками,уяснявшими
положение словами.
- Не правда ли, Огюст, господин Фошри должен прийти к нам как-нибудь на
днях завтракать, - говорила Роза Миньон.
Миньон, игравший цепочкойотчасов,сминутупристальноистрого
смотрелнажурналиста.Розасошласума.Какподобаетхорошему
домоправителю, он положит конец подобному мотовству. Еще за отзыв-куда
не шло, но потом - ни-ни. Однако, зная взбалмошную натурусвоейсупруги,
он принял за правилоотеческиразрешатьейглупости,когдаэтобыло
необходимо. Он ответил, стараясь быть любезным:
- Разумеется, я буду очень рад.
Он ответил, стараясь быть любезным:
- Разумеется, я буду очень рад... Приходите завтра, господин Фошри.
Люси Стьюарт, занятая разговором со ШтейнеромиБланш,услышалаэто
приглашение. Она нарочно повысила голос, обращаясь к банкиру:
- У них просто мания какая-то. Одна, так даже собаку уменяукрала...
Посудите сами, друг мой, разве я виновата, что вы ее бросаете?
Роза повернула голову. Она пила маленькимиглоткамикофеи,страшно
побледнев, смотрела на Штейнера; вся сдержаннаязлобапокинутойженщины
молнией промелькнула в ее глазах. ОнабыладальновиднееМиньона;какой
глупостью была попыткаповторитьисториюсЖонкье;подобныевещине
удаются дважды. Ну, что ж, у нее будет Фошри, она здорово втюрилась в него
за ужином, и если этонепонравитсяМиньону,топослужитемувпредь
уроком.
- Надеюсь, вы не подеретесь? - спросил Вандевр у Люси Стьюарт.
- Не бойтесь, и не подумаю. Только пусть сидит смирно, анетояей
покажу!
И подозвав величественным жестом Фошри, она сказала:
- Мой милый, у меня дома остались твои ночные туфли. Яприкажузавтра
отнести их твоему привратнику.
Фошри хотел обратить все это в шутку. Люси отошла с видомоскорбленной
королевы. Кларисса, прислонившись к стене,чтобыспокойновыпитьрюмку
вишневой наливки, пожала плечами. Подумаешь, сколько грязииз-замужчин!
Ведь стоит толькодвумженщинамсойтисьгде-нибудьвместесосвоими
любовниками, как у них тотчас же является желание отбить их друг удруга.
Это так уж водится. Да вот, хоть бы она сама - будь у нееохота,онабы
непременно выцарапала Гага глаза заГектора.Аейнаплевать!Очень-то
надо! И она ограничилась тем, что сказала проходившему мимо Ла Фалуазу:
- Послушай-ка, ты, оказывается, старушек любишь, верно? Тебе не точто
зрелая, а вовсе перезрелая нужна.
Ла Фалуаз обозлился. Он все еще был расстроен и, увидев,чтоКларисса
над ним издевается, пробормотал:
- Без глупостей. Ты взяла у меня платок. Отдай мне платок.
- Вот еще привязался со своим платком! - воскликнула она. - Ну,скажи,
дурак, на что он мне сдался.
- Как на что? - недоверчиво проговорил он. - Да хотя бынато,чтобы
послать его моим родителям и опозорить меня.
Теперь Фукармон налег на ликеры. Онпродолжалзубоскалитьпоадресу
Лабордета, который пил кофе, окруженныйженщинами,ибросалотрывистые
фразы вроде: не то сын лошадиного барышника, не то незаконный сын какой-то
графини - так, по крайней мере, говорят; никаких доходовнеимеет,ав
карманах всегда найдется несколько сот франков; на побегушках упродажных
девок, а у самого никогда не было и нет ни одной любовницы.
- Никогда, никогда!-повторялонсвозрастающимгневом.-Нет,
помилуйте, я непременно должен дать ему по физиономии.
Он выпил рюмочку шартреза. Шартрез совершенно на него не действовал, ни
вот столечко, говорил он, щелкнув ногтем большого пальца о крайзубов.И
вдруг, в тусамуюминуту,каконподходилкЛабордету,онстрашно
побледнел и рухнул всей своей тяжестью передбуфетом.