Нана, раздосадованная их шумным вторжением, позвала оставшихся в
кухне лакеев и приказала выставить всех этихгоспод:онабожилась,что
никогда их невидела.Фошри,Лабордет,Дагнэ,всемужчинывыступили
вперед, чтобы защититьчестьхозяйкидома.Посыпалисьбранныеслова,
замелькали руки. С минуту можно было опасаться всеобщей потасовки. Но один
из новоприбывших, маленький, тщедушный блондин, настойчиво повторял:
- Послушайте, Нана, а вечером у Петерса, в большом красномзале...Да
вспомните же! Вы нас приглашали.
- Вечером у Петерса?
Она ничего не помнит. Во-первых, когда?Маленькийблондинназвалей
день - среду, и тогда она припомнила, что в самом деле ужинала всредуу
Петерса; но она никого не приглашала, в этом она была почти уверена.
- Однако, милая моя, если ты их пригласила...-проговорилЛабордет,
начиная уже сомневаться. - Ты, может, была немного навеселе.
Нана расхохоталась. Возможно, она и сама не знает. Наконец, раз ужони
здесь,пустьихвойдут.Всеобошлосьблагополучно.Некоторыеиз
новоприбывших нашли в гостиной знакомых. Скандал закончился рукопожатиями.
Болезненный блондинчик принадлежалкодномуиззнатнейшихфранцузских
семейств. Он объявил, что за ними следомидутдругие;идействительно,
дверь ежеминутно открывалась, пропуская мужчин в белых перчатках,одетых,
какдляофициальногоприема.Этовсеещепродолжалсяразъездс
министерского бала. Фошри спросил в шутку, не приедетлитакжеминистр.
Нана обозлилась и ответила, что министр бывает у людей, которые,конечно,
не стоят ее мизинца.Она,однако,невысказаласвоейтайнойнадежды
увидеть в этой толпе графа де Мюффа,которыймогпередуматьиприйти.
Болтая с Розой, она не спускала глаз с дверей.
Пробилопятьчасов.Танцыпрекратились.Толькокартежникиупорно
продолжали играть. Лабордет уступил своеместодругомуигроку,женщины
возвратились в гостиную. Коптившие фитили краснели подламповымишарами,
проливая тусклый свет на гостиную, погруженнуювтяжелуюдремотупосле
длительной бессонной ночи. Это был час неопределенной меланхолии, когдау
всехэтихженщинявляласьпотребностьвсердечныхизлияниях.Бланш
рассказывала про своего деда - генерала, а Кларисса придумала целыйроман
о каком-то герцоге, который приезжал к ее дядюшке охотиться накабанови
обольстил ее у него в доме. И стоило одной из них повернуться спиной,как
остальные принимались пожимать плечами и спрашивали, призывая всвидетели
бога,возможнолирассказыватьподобныенебылицы.Люсижеспокойно
признавалась в своем происхождении; она охотно говорила освоемдетстве,
когда отец ее, смазчик наСевернойдороге,угощалееповоскресеньям
яблочными пирожками.
- Нет, что я вам расскажу! -воскликнулавдругюнаяМарияБлон.-
Напротив меня живет один господин, русский, ужасно богатый. И вот, вчера я
получаю корзину с фруктами.
- Нет, что я вам расскажу! -воскликнулавдругюнаяМарияБлон.-
Напротив меня живет один господин, русский, ужасно богатый. И вот, вчера я
получаю корзину с фруктами. Ну и корзина! Огромные персики, виноград -во
какой величины, - словом, нечто совершенно необыкновенное длятеперешнего
сезона. А внутри шесть билетов по тысяче франков... Это прислал русский...
Разумеется, я все отослала обратно. Мне только фруктов жалко было.
Женщины переглянулись, закусив губы. У этой Марии Блон немалонаглости
для ее лет. И кто же поверит, что подобные вещи случаютсяспотаскушками
такого сорта, как она! Среди этих женщин существовало глубокое презрение и
зависть друг к другу. Они особенно завидовали Люси, злобствуя на нее из-за
ее трех любовников-князей. С тех пор как Люси каждое утро каталасьверхом
в Булонском лесу, благодаря чему и вошла в моду, все стали ездитьверхом,
это обратилось у них в какую-то манию.
Забрезжило утро. Потеряв надежду на то, что придет граф, Нана перестала
смотреть на дверь. Скука была смертельная. РозаМиньонотказаласьспеть
"Туфельку". Свернувшись клубочком на диване, она тихо беседовала с Фошри в
ожиданиимужа,ужевыигравшегоуВандевратысячуфранков.Толстый,
серьезный навидгосподин,ворденах,прочелнаэльзасскомнаречии
"Жертвоприношение Авраама": когда бог произносил клятву, он говорил: "Черт
меня возьми!", а Исаак все время отвечал: "Да, папаша!"Никтоничегоне
понял, и это показалось всем бессмыслицей.Хотелосьзакончитьвечеринку
весело, какой-нибудь шуткой.ЛабордетвздумалдоноситьЛаФалуазуна
женщин, и тот стал кружиться около каждой из дам, заглядывая,неспрятан
ли у нее за корсажем его носовой платок. На буфете осталось ещенесколько
бутылок шампанского, молодые люди стали его допивать.Ониокликалидруг
друга, старались друг друга раззадорить, новсебылонапрасно-тупое
опьянение, безысходная неодолимая глупостьзаполонилигостиную.Наконец
тщедушный блондин, тот, что носил одно из самых громких именвоФранции,
исчерпаввсюсвоюизобретательность,отчаявшисьпридуматьчто-нибудь
остроумное, схватил бутылку шампанского и вылил остаток его вфортепьяно.
Все так и покатились со смеху.
- Послушайте, - спросила с удивлением Татан Нене, - зачем же он льетв
фортепьяно шампанское?
- Как, душа моя! Разве ты не знаешь? - ответил серьезно Лабордет. - Для
фортепьяно нет ничего лучше шампанского. Оно придает ему звучность.
- Ах, вот как! - убежденно проговорила Татан Нене.Итаккаккругом
засмеялись,онаобиделась.Откудажеейзнать!Конечно,надней
издеваются.
Дело явно принималоскверныйоборот.Вечеринкагрозилазакончиться
безобразием.
Мария Блон сцепилась с Леа де Орн, уличая ее в том,чтолюбовникиее
недостаточно богаты. Посыпались бранные слова, обе женщины сталипоносить
друг друга; некрасивая Люси утихомирила их. Лицо - это ерунда,главное-
красивая фигура. В другом углу, на диване, атташепосольстваобнималза
талию Симонну, пытаясь поцеловать ее в шею; но Симонна, злобная,угрюмая,
отбивалась, приговаривая: "Отвяжись, надоел!" - и приэтомбилаегопо
физиономии веером.