Мимоходомграфподнялголовуизаглянулвпролет
лестницы, ошеломленный потоком света и тепла, залившим его затылок. Сверху
доносился звон умывальных чашек, смехиперекликания,стукбеспрерывно
хлопавших дверей, оттуда вырывался аромат женщины, - смесь мускуса,грима
и природного запаха волос. Не останавливаясь,ускоряяшаги,графпочти
бежал, чувствуя, как по телу его пробегает трепет от жгучего прикосновения
к этому, неведомому ему миру.
- Что, любопытная вещь - театр? - говорил маркиз де Шуар свосхищенным
видом человека, который чувствует себя как дома.
Но вот Борднав подошел к уборной Нана вконцекоридора.Онспокойно
повернул ручку двери и, пропуская вперед принца, проговорил:
- Пожалуйте, ваше высочество...
Раздался испуганный женский крик, ивошедшиеувиделиголуюпопояс
Нана: она спряталась за занавеску; собиравшаяся ее вытирать костюмерша так
и осталась с приготовленным полотенцем в руках.
- Глупо так входить! - крикнула, прячась, Нана. -Невходите,выже
видите, что нельзя!
Борднав был, очевидно, недоволен ее бегством.
- Да чего вы прячетесь, душа моя, что тут такого? -проговорилон.-
Это его высочество. Ну, нечего ребячиться.
Но Нана нехотелапоказываться,всеещеиспуганная,хотяееуже
разбирал смех, и Борднав ворчливо добавил:
- Бог мой, эти господа прекрасно знают, как сложена женщина. Они вас не
съедят.
-Ну,вэтомяещенеуверен,-шутливопроизнеспринц.Все
преувеличенно громко засмеялись, заискивая перед ним.
- Прекрасно сказано, с истинно парижским остроумием, - заметил Борднав.
Нана ничего не ответила, но занавесказашевелилась-очевидно,Нана
решилапоказаться.ГрафМюффа,укоторогокровьприлилакщекам,
разглядывал уборную. Это была квадратная комната с очень низкимпотолком,
сплошь обтянутая материейсветло-табачногоцвета.Портьераизтойже
материи, натянутая на медный прут, отгораживала в глубинечастькомнаты.
Два больших окна выходили на театральный двор, и нарасстояниинеболее
трех метров виднелась потрескавшаяся стена, на которуюосвещенныестекла
отбрасывали во тьме желтые квадраты. Высокое трюмо стояло напротивбелого
мраморного умывальника, беспорядочно уставленного флаконами и хрустальными
баночками с притираниями, духами и пудрой. Граф подошел к трюмо иувидел,
что очень красен; мелкие капелькипотапокрывалиеголоб.Онопустил
глаза, отвернулся кумывальникуи,казалось,погрузилсявсозерцание
умывальной чашки, наполненной мыльною водой, мелкихвещичекизслоновой
кости, влажных губок. Он снова испытывал головокружение, как в первое свое
посещение Нана, на бульваре Осман. Пол, покрытый плотным ковром, плылпод
его ногами; горевшиеутрюмоиумывальникагазовыерожкишипелии,
казалось, обжигали ему виски. С минуту он боялся, что потеряет сознаниев
этой насыщенной присутствием женщины атмосфере, еще более удушливойиз-за
низкого потолка комнаты.
С минуту он боялся, что потеряет сознаниев
этой насыщенной присутствием женщины атмосфере, еще более удушливойиз-за
низкого потолка комнаты. Он присел на край дивана, стоявшеговпростенке
между окнами, но тотчас же всталивернулсякумывальнику;онничего
больше не видел, глаза его неопределенноблуждали,ионвспомнил,как
однажды чуть было не умер от букета тубероз, увядшего в его комнате. Когда
туберозы вянут, они приобретают человеческий запах.
- Ну-ка поторапливайся! - шепнул Борднав, просунув голову за портьеру.
Принц милостиво слушал маркизадеШуар.Взявсумывальниказаячью
лапку, тот объяснял, как накладывают жирные белила. Сидевшаявуголкес
невинным лицом девственницы Атласная поглядываланамужчин;костюмерша,
г-жаЖюль,приготовлялатрикоитуникуВенеры.Г-жаЖюль,особа
неопределенного возраста, с желтым, как пергамент,лицоминеподвижными
чертами, походила на тех старых дев, которых никто не знавал молодыми. Она
высохла в жгучем воздухе артистических уборных, среди самыхзнаменитыхв
Париже бедер и грудей. Она неизменно носила выцветшее черное платье, иее
плоский лиф бесполого существа был утыканнаместесердцацелымлесом
булавок.
- Прошу извинения, господа, - проговорила Нана, раздвигаяпортьеру,-
но вы застали меня врасплох...
Всеобернулись.Онаинедумалаприкрытьсяитолькозастегнула
коленкоровыйлифчик,наполовинускрывавшийеегрудь.Когдамужчины
спугнули ее, она только еще начинала раздеваться, торопливо снимаякостюм
рыбной торговки. Сзади, из разрезапанталон,торчалкончиксорочки.С
голыми руками, голыми плечами игрудьюбелокураятолстушкаНана,сияя
очаровательной молодостью,придерживалаоднойрукойпортьеру,готовая
задернуть ее при малейшей тревоге.
- Да, вы засталименяврасплох,яникогдабынеосмелилась...-
говорила она, разыгрывая смущение.
Ее шея порозовела, она растерянно улыбалась.
- Полноте, раз все находят,чтовыоченьхорошивтакомвиде!-
воскликнул Борднав.
Она продолжала играть роль наивной девочки, вертясь, словно от щекотки,
и повторяла:
- Ваше высочество оказывает мне слишком много чести... Я прошу прощения
у вашего высочества за такой прием...
- Это назойливо с моей стороны, сударыня, - ответил принц, -нояне
мог устоять перед желанием выразить вам свое восхищение...
Тогда Нана преспокойно подошлактуалетномустолу,пройдяводних
панталонах мимо расступившихся перед нею мужчин. У нее былиоченьполные
бедра, панталоны пузырились; выпятив грудь, она продолжала здороваться,и
на губах ее блуждала лукаваяулыбка.ВдругонаузналаграфаМюффаи
по-приятельски пожала ему руку. Затем она пожурила его за то,чтоонне
приехал к ней ужинать. Его высочество изволили пошутить над Мюффа,атот
лопотал что-то, весь дрожа от мимолетного прикосновения к его горячей руке
маленькой ручки, еще сохранившей влажностьтуалетнойводы.