Всесошлив
сад. Мужчины, идя рядом с дамами по правую и левую руку, молча слушали их.
- Ну, да ничего, - сказала г-жа Югон, целуя белокурыеволосысына,-
очень мило было со стороны Зизи приехать в деревню, чтобы побыть сосвоей
мамой... Зизи у меня хороший, не забывает меня!..
После полудня она оченьобеспокоилась.Жорж,кактольковсталиот
стола, начал жаловаться на тяжесть в голове,имало-помалуЭтатяжесть
перешла в отчаянную мигрень.Околочетырехчасовонподнялсявсвою
комнату и решил лечь - это было единственное лекарство. Ему надо выспаться
до утра, и тогда он будет великолепно себя чувствовать. Г-жа Югон настояла
на том, чтобы самой уложить его в постель. Когда она вышла, он соскочили
запер дверь на ключ, на два оборота, под предлогом, чтобы емунемешали.
Он пожелал мамочке спокойной ночи, нежным голосом крикнув ей "Дозавтра",
обещая спать без просыпу. Но он не подумал ложиться. Лицо егобылоясно,
глаза оживлены, он бесшумно оделся и подождал, неподвижно сидянастуле.
Когда позвонили к обеду, он подслушал шаги графа Мюффа, направлявшегосяв
гостиную. Десять минут спустя, удостоверившись, что его никто не видит, он
проворно удрал через окно, спустившись по водосточной трубе. Егокомната,
расположенная во втором этаже, находилась в задней части дома. Он бросился
в чащу, вышел из парка и побежал полями всторонуШу;желудокегобыл
пуст, сердце быстро билось от волнения. Близился вечер, накрапывалмелкий
дождь.
Вечером-то Нана и должна была приехать в Миньоту. С тех пор, как вмае
месяце Штейнер купил для нее усадьбу, ей поройдослезхотелосьпожить
там, но Борднав каждый раз решительно отказывал ей вотпуске,откладывая
его на сентябрь под предлогом, что на время выставки оннехочетнина
один вечер заменять Нана дублершей. В конце августа он сталпоговаривать,
что даст ей отпуск в октябре. Взбешенная Наназаявила,чтопятнадцатого
сентября будет в Миньоте. Онадажесталанарочноприглашатьгостейв
присутствии Борднава, желая ему показать, что не боится его. Однажды днем,
когда Мюффа, которому она оказывала искусное сопротивление, былунееи
умолял, весь дрожа, сжалиться над ним, онапообещала,чтобудетсним
поласковее, итоженазначилаемусвиданиенапятнадцатоечисло.Но
двенадцатого у нее вдруг явилось желание удрать туданемедленносодной
только Зоей. Быть может, если бы она предупредила Борднава,оннашелбы
способ удержать ее. Нана забавляло, что она оставит егосносом,послав
ему свидетельство от врача.КогдамысльприехатьвМиньотупервойи
прожить там два дняпотихонькуотвсехзаселаунеевголове,она
затормошила Зою с укладыванием вещей, втолкнула ее в фиакр и только тогда,
расчувствовавшись, попросила у нее прощения и поцеловала ее. На вокзале, в
буфете,онавспомнила,чтонадопредупредитьписьмомШтейнера.Она
попросила его подождать и приехать через два дня, если он хочет застать ее
отдохнувшей и посвежевшей. И тут же под влиянием новойприхоти,написала
другое письмо тете, умоляя ее немедленно привезти маленького Луи.
И тут же под влиянием новойприхоти,написала
другое письмо тете, умоляя ее немедленно привезти маленького Луи.Малютке
это так полезно! А как весело будет имвместеигратьподдеревьями!В
вагоне, по дороге из Парижа в Орлеан, она только об этом и говорила; глаза
ее увлажнились: цветы, птицы, ребенок - все этипонятияперепуталисьво
внезапном порыве материнских чувств.
Миньота находилась в трех с лишним лье от станции. Нана потерялацелый
час на то, чтобы нанять лошадей, и наконецнашлаобъемистуюрасшатанную
коляску, которая медленно катилась, дребезжа окованными железомколесами.
Нана тотчас же вступила в беседу с кучером, хмурым старичком, изабросала
его вопросами.
Часто ли он проезжал мимо Миньоты? Значит, она за холмом? Не правда ли,
там много деревьев? А издали дом-виден? Старичок ворчливо отвечал ей. Нана
от нетерпения не могла усидеть в коляске;аЗоя,недовольнаятем,что
пришлось так скоро уехать из Парижа, сидела,угрюмовыпрямившись.Вдруг
лошадь стала; Нана подумала, чтоониприехали.Онавысунулаголовуи
спросила:
- Что, приехали?
Вместо ответа кучер стегнул лошадь, которая стала тяжелоподыматьсяв
гору. Нана с восторгом смотрела на обширнуюравнину,расстилавшуюсяпод
серым небом; собирались огромные тучи.
- Ах, Зоя, посмотри, сколько травы! Это все пшеница, да?.. Господи, как
красиво!
- Сразу видно, что вы не бывали в деревне, сударыня,-проговорилав
конце концов горничная обиженным тоном. - Я-то ее хорошо знала, когда жила
у зубного врача; у него былвБуживилесобственныйдом...ктомуже
сегодня холодно и здесь сыро.
Они проезжали под деревьями. Нана, точно щенок, вдыхалазапахлиствы.
Вдруг на повороте дороги она заметиласредиветвейчастьздания.Быть
может, это здесь. И она вновь начала беседу с кучером;ноонвсевремя
отрицательно мотал головой. А когда они спускались с другой стороны холма,
он ограничился тем, что поднял кнут и пробурчал:
- Глядите там.
Она привстала и высунулась всем телом из коляски.
- Где же, где? - крикнула она, ничего пока еще не видя, и побледнела.
Наконец она различила кусочек стены. И тутпереполнявшееееволнение
вылилось в восклицаниях и легком смехе.
- Я вижу, Зоя, вижу!.. Пересядь на ту сторону... Ах, накрышетерраса
из кирпичей! Там оранжерея! Какой большой дом!.. Ах, как я рада! Гляди же,
Зоя, гляди!
Коляска остановилась у решетки. Открылась маленькая калитка, и появился
садовник, длинный, сухопарыймужчина;ондержалврукекартуз.Нана
пыталась принять степенный вид: ей показалось, что кучер смеется про себя,
поджавгубы.Онаудержалась,чтобынепуститьсябегом,ислушала
садовника, а он, как нарочно, оказался очень болтливым;рассыпалсяперед
Нана извинениями за беспорядок; ведь он только утромполучилотхозяйки
письмо. Но,несмотрянавсеусилияказатьсястепенной,Нанасловно
отделяла от земли какая-то сила, она шла так быстро, что Зоя едвазаней
поспевала. В конце аллеи она на секунду остановиласьиокинулавзглядом
дом.