Несмотря напозднийчас,былооченьлюдно:народдвигался
медленно,изпассажаЖуфруалилсянепрерывныйчеловеческийпоток;
пешеходам приходилось ждать несколько минут, чтобы перейти улицу, -такой
длинной была вереница экипажей.
- Ну и движение! Ну и шум! - повторял Ла Фалуаз; Париж все еще приводил
его в изумление.
Раздалсяпродолжительныйзвонок,фойеопустело.Изкоридоров
заторопились в зал. Занавес был уже поднят,апубликавсеещевходила
группами,квеличайшемунеудовольствиюужеусевшихсязрителей.Все
занимали свои местасоживившимисялицами,готовыесноваслушатьсо
вниманием. Ла Фалуаз прежде всеговзглянулнаГагаиоченьудивился,
увидев возле нее высокого блондина, который незадолго перед тем был в ложе
у Люси.
- Как зовут этого господина? - спросил он. Фошри не сразу его заметил.
- Ах да, ведь это Лабордет, - ответил он наконец также беспечно, каки
в первый раз.
Декорация второго акта всехпоразила.Онаизображала"ЧерныйШар",
кабачок у заставы в разгар карнавала; маски пели хоромзастольнуюпесню,
притоптывая каблуками.Этонеожиданнаяозорнаяшуткатакразвеселила
публику, что застольную пришлось повторить. И вэтот-токабачокявились
боги, чтобы вести свое расследование заблудших по вине Ириды, котораязря
похвасталась, будто хорошо знает земной мир.Желаясохранитьинкогнито,
боги изменили свое обличье; Юпитер явилсяводеждекороляДагобера,в
штанахнаизнанку,вогромнойжестянойкороне.Фебвышелвкостюме
почтальона из Лонжюмо, а Минерва оделасьнормандскойкормилицей.Марса,
разряженного в несуразный мундир, зал встретил взрывомхохота.Нохохот
стал совсем неприличным, когда показался Нептун в блузе, в высоком картузе
со вздутой, как колокол, тульей, с приклеенными на висках завиточками,и,
шлепая туфлями, произнес: "Чего уж там! Нам, красавцам мужчинам,поневоле
приходится терпеть любовь женщин!"
Кое-где раздались восклицания, а дамыприкрывалилицовеером.Люси,
сидевшая в литерной ложе, так громко смеялась, что КаролинаЭкешлепнула
ее веером, чтобы она замолчала.
Теперь пьеса была спасена, ей былобеспеченбольшойуспех.Карнавал
богов, Олимп, смешанный с грязью, поруганная религия, поруганная поэзия-
всеэтонеобычайнопришлосьповкусузавсегдатаямпремьер,людей
образованныхохватилажаждакощунства;онипопиралиногамилегенду,
превращали в прах все образы античности.
- Ну и личико же у Юпитера! А Марс! До чего хорош! - Королевская власть
превращалась в фарс, армия служила на потехузрителям.КогдаЮпитер,с
первоговзглядавлюбившийсявмолоденькуюпрачку,сталнеистово
отплясывать канкан, Симонна, игравшая прачку, задрала ногу усамогоноса
владыки богов и так уморительно назвала его своим"толстенькимпапашей",
что зал покатился со смеху.
Пока другие боги танцевали, Феб угощал Минерву
подогретым вином, которое они пили ковшами, а Нептунцарилвкружкеиз
семи-восьми женщин, потчевавших его пирожным. Публика налетусхватывала
намеки, вкладывала в нихнеприличныйсмысл,исамыебезобидныеслова
теряли свое первоначальное значение из-закомментариев,доносившихсяиз
партера. Давно уже театральная публиканеспускаласьдоуровнятакого
шутовства. Это было для нее разрядкой.
Между тем действие, сопровождаемое этими шутками, развивалось.Вулкан,
одетый щеголем, в желтом костюме, в желтых перчатках и с моноклем, гонялся
за Венерой, которая наконец-то появилась вобличьепышногрудойбазарной
торговки,повязаннойплаточкомиувешанноймассивнымизолотыми
украшениями. Нана была так бела и дородна, так вжилась всвоюроль,для
которой нужно было иметь как мощные бока, так и мощную глотку,чтосразу
же покорила зал. Публика забыла даже Розу Миньон - очаровательнуюмалютку
в чепчике и коротенькомкисейномплатьице,томнопропевшуюпрелестным
голоском жалобы Дианы. А отэтойтолстойторговки,хлопавшейсебяпо
ляжкам, и кудахтавшей,каккурица,веяложизнью,ароматомвсемогущей
женственности, который пьянил публику. Со второго акта ей прощалось все: и
неумениедержатьсянасцене,ифальшивыйголос,инезнаниероли;
достаточно ей было повернуться лицом к публике и засмеяться, чтобы вызвать
аплодисменты. КогдажеНанапускалавходсвойзнаменитыйприем-
покачивала бедрами, - партер бросало в жар, горячая волнаподнималасьот
яруса к ярусу, до самого райка. Но настоящим триумфом Нанабылитанцыв
кабачке. Тут она оказалась в своей сфере. Ее Венера вышла из грязи сточной
канавы, она плясала, подбоченившись, под музыку, казалось,созданнуюдля
ее голоса, девчонки из предместья. Это быланеприхотливаямузыка-так
порой возвращались с ярмарки в Сен-Клу под хрипеньекларнетаипереливы
дудки.
Актеров заставили повторить еще два номера.Вновьпослышалсяигривый
вальс из увертюры, уносявсвоемвихребогов.Юнона-фермершазастала
Юпитера с прачкой и поколотила его. Диана, подслушав, как Венера назначала
свидание Марсу, поспешила сообщить час и местосвиданияВулкану,итот
воскликнул: "Я знаю, что мне делать!.." Конецпредставлениябылнеясен.
Расследование олимпийцев завершилось финальным галопом, после чего Юпитер,
запыхавшийся, потный, потерявший свою корону, заявил, чтоземныеженщины
очаровательны и что во всем виноваты мужья.
Едваспустилсязанавес,какраздалсяревголосов,заглушивших
аплодисменты:
- Всех! Всех!
Тогда занавес снова поднялся, на сцену вышли актеры, держась за руки. В
центре сцены раскланивались, стоя рядышком, Нана иРозаМиньон.Публика
аплодировала, клака вопила. Затем мало-помалу зал опустел.
- Я должен подойти и поздороваться с графиней Мюффа,-проговорилЛа
Фалуаз.
- Вот и хорошо, заодно и меня представишь, - ответил Фошри.