Никто не стал ему отвечать, даже не напомнил, чтоФлем
все еще в Техасе, куда он уехал с женой на медовый месяц вавгустесразу
после свадьбы.
- Что же, пускай отработает, - сказал Уорнер. Он обратился кХьюстону:
- Есть у вас для пего какая-нибудь работа?
- Я собирался ставить еще одну загородку, - сказал Хьюстон. -Посчитаю
ему по пятьдесят центов за день. Пусть поработает тридцать семь дней и еще
полдня с рассвета до обеда, пускай копаетямыдлястолбовипроволоку
тянет. Только как быть с коровой? Мне ее держать илижеКвик(Квикбыл
констебль) ее заберет?
- Хотите, чтоб Квик ее взял? - спросил Уорнер.
- Нет, - сказал Хьюстон. - Она тут так долгопробыла,чтоеще,чего
доброго, заскучает. И потом, еслионатутостанется,Сноупсможетее
каждый день видеть, авсегдавеселейработать,когдазнаешь,зачто
работаешь.
- Ну, ладно, ладно, - торопливо сказал Уорнер. - Значит,договорились.
Хватит с меня болтовни.
Вот так ему и пришлось работать. Но он гордился, что никогда, ни за что
он с этим не примирится. Даже если придетсяпотерятькорову,дажеесли
корову вообще не брать и, таксказать,успокоиться.Аэто-тоесть
отказаться от коровы -былопрощепростого.Большетого:онмогбы
получить восемнадцать долларов семьдесят пять центов,еслибыпошелна
это, и тогда с теми восемью долларами, откоторыхотказалсяХьюстон,у
него набралось бы почти двадцать семь долларов, а он инепомнил,когда
держал в руках такую сумму, потому что даже после осенней продажихлопка,
за вычетом арендной платы Уорнеру и платы за товар, забранный в его лавке,
у него еле-еле остались в наличноститевосемь-десятьдолларов,на
которые он напрасно надеялся выкупить корову у Хьюстона.
В сущности, сам Хьюстон предложил ему этот выход. Уже второй или третий
день он копал ямы и ставил в них тяжеленные столбы.Хьюстонподъехална
своем жеребце и остановился, глядя на него. Но он не прервал работу и даже
не поднял глаз.
- Эй! - сказал Хьюстон. - Посмотри на меня!
Он поднял голову, продолжая работать. Хьюстон уже протянул руку, ион,
Минк, увидел в ней деньги,какнасчиталУорнер:восемнадцатьдолларов
семьдесят пять центов.
- Вот они, бери. Бери и уходи домой, забудь про корову.
Но он уже опустилглаза,взвалилнаплечостолб,которыйказался
тяжелее и больше его самого, поставил в яму, засыпалиутрамбовалземлю
черенком лопаты и только слышал, как жеребец повернулся и поскакалпрочь.
Потомнасталчетвертыйдень,исноваонуслышал,какподскакали
остановился жеребец, но даже не поднял глаз, когда Хьюстон его окликнул:
- Сноупс. - И опять: - Сноупс. - А потом он сказал: -Минк,-аон,
Минк, не поднял глаз и даже не приостановился, а только сказал:
- Ну, слышу.
- Брось. Тебе надо свой участок пахать, сеять. Тебе на жизнь заработать
надо. Ступай домой, засей участок, потом можешь вернуться.
-Времениуменянетнажизньзарабатывать,-сказалон,не
останавливаясь.
Тебе надо свой участок пахать, сеять. Тебе на жизнь заработать
надо. Ступай домой, засей участок, потом можешь вернуться.
-Времениуменянетнажизньзарабатывать,-сказалон,не
останавливаясь. - Надо корову вернуть домой.
А на следующее утро подъехал уже не Хьюстон насвоемжеребце,асам
Уорнер в пролетке. Правда, он, Минк, не знал, что Уорнер вдругиспугался,
как бы не нарушился мир и покой поселка, который он держал железнойрукой
ростовщика при помощи закладных и векселей, спрятанных в сейфеунегов
лавке. А когда он, Минк, поднял глаза, он увидел деньгивсжатомкулаке
Уорнера, лежавшем на коленях.
- Я записал эти деньги на твой счет в лавке, - сказал Уорнер. -Сейчас
проезжалтвойучасток.Тыниоднойбороздыневспахал.Собирай-ка
инструмент, бери деньги, отдай ихДжеку,возьмиэтукорову,будьона
проклята, и ступай домой пахать.
Уорнер - дело другое, для него он остановился и даже оперся на лопату.
- А вы слыхали, чтоб я жаловалсянаэтосамоевашерешениенасчет
коровы? - спросил он.
- Нет, - сказал Уорнер.
- Так не мешайте мне, занимайтесь своим делом, аязаймусьсвоим,-
сказал он.
И тут Уорнер соскочил с пролетки,-хотьонибылтакстар,что
должники, подлизываясь к нему, звали его "дядя Билл", но все еще ловок,-
одним прыжком, с вожжами в руке и кнутом в другой.
- А, черт тебя подери! - крикнул он.-Собирайинструментикатись
домой. К вечеру я вернусь, и, если увижу, чтотыненачиналпахоту,я
вышвырну все твои манатки на дорогу и завтражеутромсдамкому-нибудь
твою лачугу.
Ион,Минк,посмотрелнанегостемженеопределеннымкротким
выражением лица, почти что с улыбкой.
- Это на вас похоже, наверно, вы так и сделаете! - сказал он.
- И сделаю, будь я проклят! - сказал Уорнер. - Катись! Ну! Сию минуту!
- Что ж, придется идти, - сказал он. - Значит, это будет второе решение
судьи по нашему делу; ничего не попишешь, всякий порядочный человекзакон
исполняет.
И он пошел было прочь.
- Эй, погоди, - сказал Уорнер, - возьми деньги!
- Зачем? - сказал Минк и пошел дальше.
К концу дня он вспахал почтицелыйакр.Поворачиваяплугнановую
борозду, он увидел, что по дороге едет пролетка. На этот раз в нейсидели
двое - Уорнер и констебль Квик, ипролеткаехалашагом,потомучток
задней оси была привязана корова. Но торопиться он не стал,довелиэту
борозду до конца, потом выпряг мула, привязал его к забору и толькотогда
подошел к пролетке, в которой сидели двое, глядя на него.
- Я заплатил Хьюстону восемнадцать долларов, вот твоя корова, -сказал
Уорнер. - И если я еще раз услышу, что ты или какая-нибудьтвояживность
забралась на землю Джека Хьюстона, я тебя упрячу в тюрьму.
- А как же семьдесят пять центов? - сказал он.-Кудажеэтишесть
монет девались? На корову вышло судебное решение, не могу я ее взять, пока
судебное решение не выполнено.