Целый часони не переставая,перескакивая с
предметана предмет, болталио годахсвоего учения, об учителяхибылых
школьных товарищах, о том, кто и кем стал.
- Боже мой,- спокойным, бодрымголосом сказалОтто Буркхардт, - как
давно все это было. Ты не знаешь, что стало с Метой Хайлеман?
- С МетойХайлеман? -нетерпеливоподхватил Верагут. - Вотужбыла
красавица! В моих тетрадках неперечесть еепортретов,на уроках я тайком
рисовалеенапромокашках.Только волосыуменяникак неполучались.
Помнишь, она их укладывала баранками над ушами.
- Ты что-нибудь знаешь о ней?
- Ничего. Когда я первый раз вернулся изПарижа, она была помолвлена с
одним адвокатом. Я встретил ее, когда она шла со своим братом по улице, и до
сихпорпомню,какязлилсянасебя,чтосразупокраснелиснова
почувствовалсебя маленьким глупым школяром, несмотря на свои усы ина то,
что прошел огонь и воду в Париже... Одно плохо - ее звали Мета! Я терпеть не
мог этого имени!
Буркхардт задумчиво покачал круглой головой.
-Тыбылнедостаточновлюблен, Иоганн. Чтодо меня,тоМета была
прекрасна. Зовись она даже Евлалией, я бросился бы в огонь за один только ее
взгляд.
- О, я тоже был влюблен по уши. Однажды, когда я возвращался с вечерней
прогулки - я нарочно припозднился,чтобы остатьсяодному и не думать нио
чем другом, только о Мете, мне было наплевать на то, что меня могут наказать
за опоздание, -она попалась мне навстречу, там,возле круглой стены.Она
опиралась на руку своей подруги,и, когдая вдругпредставил себе, что на
местеэтойглупой курицы могоказатьсяя сам, держать ее заруку и быть
совсем близко к ней, я так растерялся, чтоу меня голова пошла кругом и мне
пришлось остановитьсяи прислонитьсяк стене. А когда янаконецвернулся
домой,ворота иточно оказались заперты, мне пришлосьзвонить, именя на
целый час посадили под арест.
Буркхардт улыбалсяи думал о том, что во время своих редких встреч они
уже не раз вспоминали об этой Мете. Тогда, в юности, каждый из них с помощью
хитростейи уловок пытался утаитьсвоюлюбовь, и только годыспустя, уже
став мужчинами,они прислучае приоткрывализавесу иобменивались своими
маленькими переживаниями.Но вэтом деле еще и сегодняоставалисьтайны.
Именно сейчас Отто Буркхардт вспомнил о том,что он тогда несколько месяцев
хранил у себя и почитал, как талисман, перчатку Меты, которую оннашел или,
точнее,стащил иокоторойего друг досихпор ничегонезнал;А не
рассказать ли сейчас и эту историю, подумал Буркхардт, но хитроулыбнулся и
промолчал, решив, что будет лучше, если он и дальшесохранитэто последнее
маленькое воспоминание для себя одного.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Сдвинув на затылок просторнуюпанаму,Буркхардт удобно
расположилсяв желтомплетеномкресле. Держа в рукахжурнал,он сидел в
освещенной солнцем беседке, расположеннойна западотмастерской, курил и
читал;рядом нанизенькомскладном стульчике примостился перед мольбертом
Верагут.
Держа в рукахжурнал,он сидел в
освещенной солнцем беседке, расположеннойна западотмастерской, курил и
читал;рядом нанизенькомскладном стульчике примостился перед мольбертом
Верагут. На холсте была набросана фигура читающего, большие живописные пятна
ужебыли нанесены, художник работал над лицом, и всякартина ликующе сияла
светлыми, легкими, солнечными, но отнюдь некричащими тонами.Остропахло
масляной краской и гаванскойсигарой, спрятавшиеся в листве птицыиздавали
тонкие, приглушенныеполуденным зноем крики ипели свои мечтательно-сонные
беззаботныепесенки. Наполусидел, склонившись,Пьер и задумчивоводил
тонким пальчиком по большой географической карте.
- Не спать! - громко напомнил художник. Буркхардт зажмурился, улыбнулся
и покачал головой.
- Ты где сейчас находишься, Пьер? - спросил он мальчика.
- Погоди,ясначала прочитаю, - живо отозвался Пьер истал читать по
слогам. -В Лю... Люцер... в Люцерне. Там есть озеро или море. Скажи, дядя,
оно больше, чем наше озеро?
- Много больше! Раз этак в двадцать! Тебе бы надо там побывать.
-Разумеется.Когда у менябудет автомобиль,я поедувВену, ив
Люцерн, и к Северному морю, и в Индию, где ты живешь. Ты будешь дома?
- Конечно, Пьер.Я всегдадома,когда у меня гости.Мы навестим мою
обезьяну. Это самец, егозовутПендек, и у него нетхвоста, нозато есть
белоснежныебакенбарды;затем мы возьмемружья,сядемв лодкуи поедем
охотиться на крокодилов.
Пьер от удовольствия покачивался из стороны в сторону. А дядя продолжал
рассказывать освоих плантацияхвмалайских джунглях, иговорилонтак
занятно и так долго, чтомальчик в конце концов устал иуже не поспевал за
рассказом.Он сновасклонился над своей картой;зато егоотецпродолжал
внимательно слушать разговорившегося друга,который неторопливои спокойно
рассказывал о работеиоб охоте, опоездкахверхом и на лодке,о легких
прелестных селениях из бамбука, в которых живут кули, обобезьянах, цаплях,
орлах и мотыльках, и его тихая уединеннаяжизнь в тропическом лесу была, на
взглядхудожника,такой соблазнительной и таинственной, что емуказалось,
будто он разглядываетвщелку богатый, пестрыйиблагословенныйрайский
уголок. Он слушал рассказы о спокойных, могучих реках в джунглях, о зарослях
высоченныхпапоротниковибескрайних, колышущихсяподветромравнинах,
поросшихдиковиннойтравойврост человека,опереливающихсякрасками
вечерах на берегу моря, окоралловыхостровах и голубых вулканах, о диких,
неистовыхливнях и сверкающих грозах, о мечтательно-задумчивойдремотена
широких тенистых верандахбелых плантаторских домиков, о сутолоке китайских
городов и о часах вечернего покоя на берегу выложенного камнем пруда рядом с
мечетью на одном из островов Малайского архипелага.
И снова, как уже бывало не раз, Верагут размечтался о далекой стране, в
которойжилего друг. Онне догадывался, наскольковлеченияи потаенные
желания егодуши совпадают со скрытыми намерениями Буркхардта.