- Вглядитесь-ка в рыбу, не в ту, чтовзлетела ввоздух, ав ту,что
лежит с открытым ртом на дне лодки. Рот у нее верно передан?
-Даужкудавернее,-недоверчивопроговорил Роберт.-Выже
разбираетесьвэтомлучше меня,-добавилонслегкимупреком;ему
показалось, что хозяин над ним насмехается.
- Нет, уважаемый,это не так. То, что с ним случается, человек во всей
остротеисвежестипереживаеттольковраннейюности,летэтакдо
тринадцати-четырнадцати, а потом питается этимивпечатлениями всю жизнь.В
детстве я ни разу не имел дела с рыбой, потому и спрашиваю. Так, значит, рот
написан как надо?
- Да, все на своем месте, - сказал польщенный Роберт.
Верагуттем временемвстал ииспытующим взглядомвпилсяв картину.
Роберт посмотрел нанего.Ему была знакома эта начинающаясяконцентрация,
когда глаза художникапочтистекленеют; онзнал, чтосейчасегохозяин
отрешаетсяот всего - от кофе, от непродолжительной беседы с ним, слугой, и
еслиокликнутьегочерезнесколькоминут,тоон словнопроснетсяот
глубокогосна.Аэтоужеопасно.Убираясостола,Робертувидел
неразобранную почту.
-ГосподинВерагут!- вполголосавоскликнулон.Художникещене
отключилсяокончательно. Повернувголову,онвопросительно,нескрывая
враждебности,взглянулнаслугу- так смотрит усталый человек,которого
позвали в тот момент, когда он уже начал засыпать.
- Тут для вас почта.
Робертвышел из мастерской. Верагутнервно выдавил на палитру немного
синего кобальта, бросил тюбик намаленький, обитыйжелезом столикистал
смешивать краски,однако напоминание слуги мешало ему сосредоточиться, он с
недовольным видом отложил в сторону палитру и подвинул к себе письма.
То были обычные деловые бумаги: приглашение принять участие в выставке,
просьбаредакции одного журнала сообщить датыжизни, счет. Но тут вглаза
ему бросился хорошо знакомый почерк, и сердце его радостно забилось. Он взял
письмовруки,снаслаждением прочитал наконвертесвое имяиадрес,
внимательновглядываясьвкаждоеслово,написанноеоченьсвоеобразным
размашистымпочерком.Потом онпринялся разглядыватьпочтовыйштемпель.
Маркабылаитальянская, письмо моглоприйти только изНеаполя или Генуи,
значит, друг уже вЕвропе, совсем рядом, ичерез несколько дней может быть
здесь.
Онрастроганнооткрылконвертисудовлетворениемувиделровные
строчки,ихстрогийпорядок.Если хорошенько подумать, редкие письмаот
другаиз-заграницыбылив последниепять-шестьлетегоединственной
настоящей радостью - единственной, несчитая работы и тех часов, которые он
проводил смаленькимПьером.
Икак всегда, когдаемустановилосьясно,
насколько бедна и лишена любви его жизнь, им и на этот раз овладело, нарушив
радостьожидания, неясное,мучительное чувство стыда. Онстал неторопливо
читать.
"Неаполь, 2 июня, ночью
Дорогой Иоганн!
Какобычно, первымиприметамиевропейскойцивилизации,к которой я
опятьприближаюсь,сталиглотоккьянти,жирныемакароныдавопли
коробейников в трактире. Здесь, в Неаполе, за пять лет ничего не изменилось,
перемен значительно меньше, чем в Сингапуреили в Шанхае,и явижу в этом
добрый знак- значит, идома я найдувсе в полном порядке. Послезавтра мы
будем вГенуе, тамменя встретитмой племянник,и яотправлюсь сним к
родственникам, где на сей раз меня врядли ожидает радостный прием, так как
за последние пятьлетя,честно говоря,не заработали пяти талеров,Я
рассчитываю уделить семье четыре-пять дней, затем уеду по делам в Голландию,
чтоопять-таки отнимет пять-шестьдней, и где-то числа шестнадцатого смогу
быть у тебя. Об этом я извещу тебя по телеграфу. Мне хотелось бы задержаться
у тебя по меньшей мере дней на десять или четырнадцать,чтобы помешать тебе
работать. Ты стал страшно знаменит, и если то, что ты говорил об известности
иславе лет двадцать томуназад, верно хотя бы наполовину, то за это время
ты, должнобыть, изрядно закоснел и поглупел.Ясобираюсь также купитьу
тебянесколькокартин,поэтомумоюжалобу на плохоидущиедела можешь
рассматривать как попытку сбить цену.
Мы стареем, Иоганн. Я двенадцать раз плавал по Красному морю и только в
этот последний раз страдал от жары. Было 46 градусов.
Бог ты мой, старина, еще четырнадцать дней! Тебе придется раскошелиться
на парудюжин мозельского. С нашей последней встречипрошло больше четырех
лет.
С девятогопо четырнадцатое твои письма застанут меня вАнтверпенев
гостинице "Европейская". Если где-нибудь в местах, которые я буду проезжать,
выставлены твои картины, дай мне знать.
Твой Отто".
Верагут еще разс удовольствием перечиталкороткое письмо, написанное
твердым, ровным почеркоми оснащенноетемпераментнымизнаками препинания,
вытащилиз ящикастоявшего в углу небольшого письменногостола календарь,
заглянулв негои удовлетворенно мотнул головой. Ещедо середины месяца в
Брюсселе должно быть выставлено более двадцати его картин, всескладывается
как нельзя лучше. Это значит, чтодруг, острого взглядакоторого он слегка
побаивался,зная, чтоот него не ускользнетразладв его жизни последних
лет,получит хотя бы первое представление о нем исможет им гордиться. Это
облегчаетдело.Онпредставилсебе,как Оттосего чутьтяжеловесной
заморскойэлегантностьюбродитпобрюссельскомузалу,разглядываяего
картины, инамгновение искренно обрадовалсятому, чтопослалих на эту
выставку, хотя лишь немногие из них были предназначены для продажи.