– И все же в ней есть нечто неуловимое. Может быть, они стремятся запечатлеть ее образ, потому что знают, что скоро ее не станет.
– Большинство из них, кажется, погибли очень страшной смертью. Я вот думаю, может быть, они рисовали ее потому, что знали – их самих скоро не станет?
– Не думаю, – ответил я. – Многие из них умерли естественной смертью. И мне кажется, если они предчувствовали свой конец, вряд ли это обязывало их писать ее портреты.
Хит вздохнул.
– Думаю, что нет. Во всяком случае, я ее видел, и у меня пока не возникло никакого желания заняться живописью или скульптурой.
Он сделал паузу и вдруг подозрительно посмотрел на меня.
– А у вас?
– Я сделал набросок тушью, – признался я.
– Когда?
– Вчера вечером, когда вы пошли спать.
– Где он?
– Из меня не очень хороший художник, и получилось не очень похоже.
Я его порвал, – и я грустно вздохнул. – Когда‑то я вот так же не смог передать красоту «Моны Лизы».
– «Мона Лиза», – повторил он. – Поэтому у вас такое имя?
– Да.
– Просто из любопытства, Леонардо: почему вам хочется рисовать Черную Леди?
– Она самая интересный человек, кого я знаю. И самая красивая.
– Если она человек, – заметил он.
– Если она человек, – согласился я.
– А кто была самой интересной и красивой женщиной из людей, прока вы с ней не встретились?
– Тай Чонг, – ответил я, не задумываясь.
– Вас когда‑нибудь тянуло написать портрет Тай Чонг? – спросил он.
– Нет.
– Тогда я вернусь к первоначальному вопросу: что заставляет людей садиться и рисовать Черную Леди?
– Не знаю, – ответил я. – Может быть, я хотел сохранить в памяти ее лицо.
– Но вы можете любоваться им, когда захотите, – подсказал Хит. – Заставьте ближайший компьютер найти ее изображение и сделать для вас распечатку.
– Это покажет мне то, что видели другие, – сказал я. – Я хотел нарисовать то, что увидел я.
– Это слова художника, – хитро заметил он.
– Я не художник, – ответил я. – Я хотел бы быть художником, но мне не хватает таланта.
– Маллаки тоже не хватало таланта, но он все равно написал ее портрет, – Хит нахмурился. – Хотел бы я знать, почему.
Он встал.
– С ума можно сойти, пытаясь найти ответ. Не знаю, как вы, а я пошел на прогулку.
У двери он задержался.
– Вы совершенно уверены, что не хотите со мной?
– Уверен, – ответил я. – Тропинки очень скользкие, а у меня неважная координация.
– Ну и что? – сказал он. – И у меня неважная.
– В вас много грации, – сказал я.
Он презрительно фыркнул.
– Вы всегда хотели стать художником. Ну а я всегда хотел стать взломщиком, ночным котом на крыше, одеваться в черное и взбираться по стенам в дамские будуары в поисках драгоценностей.
Он криво усмехнулся.
– Единственный раз попробовал, сорвался с крыши на балкон и сломал ногу в трех местах.
Он пожал плечами.
– Вот вам и грация, и вся романтическая жизнь ночного взломщика.
Он открыл дверь, и в комнату ворвался порыв ледяного ветра.
– Если не вернусь через полчаса, звоните властям, пусть ищут мое замерзшее тело.
Он открыл дверь, и в комнату ворвался порыв ледяного ветра.
– Если не вернусь через полчаса, звоните властям, пусть ищут мое замерзшее тело. Хороните скромно: венки из живых цветов, четыре‑пять сотен, видео, в общем, ничего лишнего. И не сообщайте семье – Хиты умирают в постели, а не падают с гор.
– Я исполню ваши пожелания, – пообещал я.
Он скорчил гримасу.
– Это была шутка, Леонардо.
– А‑а.
Он пробормотал еще что‑то, утонувшее в шуме ветра, и закрыл за собой дверь.
Я минуту помедлил, потом прошел к столу в гостиной, достал письменный набор и перо, решив закончить письмо, начатое еще утром.
Досточтимая Мать Узора!
Да, вы были правы. Связь с людьми осквернила меня. Я не отрицаю этого… хотя уверен, если бы вы сжалились и согласились просто выслушать меня, я бы объяснил, как оказался в настоящей ситуации.
Тай Чонг убедила меня, что неприятностей со стороны человеческих властей у меня не будет. Хотя я оказался невольным участником событий, я не был инициатором и не способствовал ни краже предметов искусств на Шарлемане, ни похищению Черной Леди. Как только я понял намерения Валентина Хита, я сделал все, что было в моих силах, чтобы разубедить его. Таков Закон Чести; я следую Закону Чести.
И все же вы говорите, что я осквернен настолько, что мне нет искупления и нет возврата на Бенитар II. Вы – моя Мать Узора, ваш голос – голос Дома Крстхъонн, и я повинуюсь вам.
Однако, пожалуйста, знайте: несмотря на то, что мое поведение опозорило Дом, я постараюсь вести себя в дальнейшем так, чтобы не навлечь больше бесчестья на расу бъйорннов в те несколько месяцев, которые остались до окончания срока моего контракта с галереей Клейборн.
И все же у меня ужасное предчувствие, что это окажется совсем не так просто, как я в неведении своем предполагал, покидая Дом. Мне кажется, что я провел в чужих мирах галактики целый век, хотя на самом деле прошло не больше пяти стандартных галактических месяцев. И чем больше я общаюсь с людьми, тем меньше их понимаю.
Тай Чонг, например, почти во всем заменяла мне Мать Узора. Она не забывает заботиться о моих нуждах, помнит о моем благополучии, и постоянно настаивает, чтобы я следовал моральным требованиям своей совести. Однако я начал подозревать, что она прекрасно осведомлена о том, что некоторые картины, которые она покупает и перепродает, добыты нелегально, и при этом не выдает нарушителей властям и не отменяет сделок. Гектор Рейберн всегда мил и сердечен, но считает, что несоблюдение контракта и следующее за этим увольнение – дело обычное, и самый факт его не ужасает, а забавляет. Валентин Хит – самый обаятельный человек из всех, кого я встречал, и в то же время я не могу придумать преступления, которого он не согласился бы совершить. Малькольм Аберкромби жертвует миллионы кредитов на благотворительность, и при этом, что самое невероятное, напрочь отвергает свои обязательства перед Домом и Семьей.
Как мне понять этих странных созданий, Мать Узора? Как мне очиститься, если я должен постоянно находиться среди них? В то время, когда я больше всего нуждаюсь в вашем наставлении, мне в нем отказано.
Единственный путь, открытый мне в данной ситуации – ритуальное самоубийство, и этот единственный выход недвусмысленно запрещен вашим настоятельным требованием полного выполнения контракта между Домом Крстхъонн и галерей Клейборн. И вот, изгнанный и оторванный от всего, чем я дорожу, я должен в одиночестве продолжать свой путь среди представителей этой непостижимой расы.
Но самое непостижимое – Черная Леди. Во вселенной, в которой я вижу все меньше логики, она не поддается вовсе никакой логике. Я называю ее человеком, но на самом деле это ни человек, ни не‑человек, ни реальность, ни призрак, ни материальная сущность, ни духовное проявление. Она существует в нашем времени, однако она жила и восемь тысячелетий назад.