Г-жаВетюбыла
женой мелкого часовщика из квартала Муфтар,которыйнемогзакрытьсвою
лавку,чтобысопровождатьженувЛурд.Поэтомуонаобратиласьв
Попечительство: по крайней мере хоть кто-то позаботится о ней.Страхперед
смертью обратил ее к церкви, куда она не заглядываласпервогопричастия.
Г-жа Ветю знала, что она обречена: у нее был ракжелудка,илицоееуже
приобрело растерянное выражение и желтизну, свойственнуюлюдям,страдающим
этой болезнью, а испражнения были черными, точно сажа. Завсевремя,пока
поезд находился в пути, она еще не произнесла ни слова: губы ее былиплотно
сжаты, она невыносимо страдала. Вскоре у нее началась рвота, и онапотеряла
сознание. Кактолькоонаоткрываларот,изнеговырывалосьзловонное
дыхание, заражавшее воздух и вызывавшее тошноту.
- Это невозможно, - пробормотала г-жадеЖонкьер,почувствовавсебя
нехорошо, - надо проветрить вагон.
Сестра Гиацинта как раз уложила Гривотту на подушку.
- Конечно, откроем на несколько минут окно. Только не с этой стороны, я
боюсь нового приступа кашля. Откройте у себя.
Жара усиливалась, в тяжелом, тошнотворном воздухе нечем было дышать,и
все с облегчением вздохнули, когда в открытое окно хлынула свежаяструя.В
вагоненачаласьуборка:сестравылиласодержимоесосудов,
дама-попечительница вытерла губкой пол, который ходуномходилотжестокой
тряски. Надо было все прибрать. Тут явилась новая забота: четвертая больная,
сидевшая до сих пор неподвижно, захотела есть. Это былахуденькаядевушка,
лицо ее было закрыто черным платком.
Госпожа де Жонкьер со спокойной самоотверженностью сейчас же предложила
ей свои услуги.
- Не беспокойтесь, сестра, я нарежу ей хлеб маленькими кусочками.
Мари хотелось немного отвлечься от своих мыслей, и она заинтересовалась
неподвижной фигурой, скрытой под черным покрывалом. Она подозревала, чтона
лице девушки, очевидно, язва.Ейсказали,чтоэтослужанка.Несчастная
девушка, пикардийка, по имени Элиза Руке, вынуждена былаоставитьместои
теперь жила в Париже у сестры, котораяоченьгрубоснейобращалась.В
больницу с такой болезнью ее не брали. Очень богомольная,Элизаужемного
месяцев жаждала попасть вЛурд.Марисзатаеннымстрахомждала,когда
девушка откинет платок.
- Кусочки достаточно мелкие? - ласково спросила г-жа дг Жонкьер.-Вы
сумеете просунуть их в рот?
Хриплый голос пробормотал из-под платка:
- Да, да, сударыня. Наконец платокбылснят,иМаривздрогнулаот
ужаса. У девушки была волчанка - мало-помалу она разъела ей нос игубы;на
слизистыхоболочкахобразовалисьязвы;некоторыеизнихподживалии
покрывались корочками, но тут же возникали другие. Лицо, обрамленное жесткой
шевелюрой, как-то вытянулось, приобрело сходство с собачьей мордой,которое
особенноподчеркивалибольшиекруглыеглаза.
Лицо, обрамленное жесткой
шевелюрой, как-то вытянулось, приобрело сходство с собачьей мордой,которое
особенноподчеркивалибольшиекруглыеглаза.Носовыххрящейпочтине
существовало, рот запал, верхняя губа вспухла и потеряла форму. Изогромной
язвы вытекал гной с сукровицей.
- Ах, Пьер, посмотрите! - прошептала, дрожа, Мари.
Священник содрогнулся, глядя,какЭлизаРукеосторожнопросовывает
маленькие кусочки хлеба в кровоточащую дыру, заменявшую ей рот. Все в вагоне
побледнелипривидеэтогострашногозрелища.Иоднамысльовладела
паломниками, жившими только надеждой: "О пресвятая дева,всемогущаяматерь
божья, какое чудо исцелиться от такой болезни!"
- Не будем думать о себе, если мы хотим бытьздоровыми,детимои,-
сказала сестра Гиацинта.
И она начала второй круг молитв - пятьскорбныхпеснопений:Иисусв
садуГефсиманском,Иисусбичуемый,Иисус,увенчанныйтерниями,Иисус,
несущий крест, Иисус, умирающий на кресте. Затемпоследоваламолитва:"На
тебя, пресвятая дева, уповаю..."
Проехали Блуа, прошло уже добрых три часа,какпоездпокинулПариж.
Мари, отвернувшись от ЭлизыРуке,устремилатеперьвзгляднабольного,
занимавшего место в другом купе, направо от нее, там, где лежал брат Изидор.
Она уже раньше обратила внимание на этогобедноодетого,нестарогоеще
человека в черном сюртуке; небольшого роста, худой, с изможденным лицом,по
которому струился пот, и реденькой, седеющейбородкой,он,видимо,очень
страдал. Больной сидел неподвижно в углу и ни с кем не говорил,устремивв
пространство пристальный взгляд широко раскрытых глаз. Вдруг Маризаметила,
что веки у него смежились и он теряет сознание.
Она обратила на него внимание сестры Гиацинты.
- Сестра, больному, кажется, дурно.
- Где, милое мое дитя?
- Вон там, у него запрокинулась голова.
Поднялосьволнение,паломникивстали,онихотелипосмотретьна
больного. Г-жа деЖонкьеркрикнуласестремиссионера,Марте,чтобыта
похлопала больного по рукам.
- Расспросите его, узнайте, чем он болен.
Марта тряхнула его, стала задавать вопросы. Человек ничего неотвечал,
только хрипел, не открывая глаз. Раздался чей-то испуганный голос:
- Он, кажется, кончается.
Страх рос; по всемувагонуподнялисьразговоры,посыпалисьсоветы.
Никто не знал больного. Он, по-видимому, ехал не от Попечительства, таккак
на шее у него не было билета того же цвета, что и поезд.Кто-торассказал,
что видел, как он прибыл за три минуты до отхода поезда, у него был усталый,
измученный вид, и он еле дотащился доугла,гдетеперьумирал.Онедва
дышал. Тут кто-тозаметилбилет,засунутыйзалентустарогоцилиндра,
висевшего рядом.
- Слышите, он вздохнул! - воскликнула сестра Гиацинта.