Вот погодите, придет из Рима
поправочка, и проснетесь в одно прекрасное утро миллионером.
- Не придет, - возразил старик.
Но слова Поланецкого произвели на него впечатление: он принялся на него поглядывать и ерзать, как на иголках.
- А ты, значит, допускаешь?.. - не выдержав, спросил он наконец.
- Не вижу в этом ничего невозможного, - с напускной серьезностью ответил Поланецкий.
- Будь на то воля провидения...
- И это не исключено.
Плавицкий покосился на зал: он был пуст. Тогда, неожиданно отодвинувшись от стола, он ткнул себя пальцем в жилетку:
- Поди сюда, дай я тебя обниму, мой мальчик...
Поланецкий склонился к нему на грудь, и старик дважды поцеловал его в лоб, приговаривая растроганно:
- Спасибо, что ободрил и утешил... Конечно, на все воля божья, но спасибо на добром слове. Теперь я могу тебе признаться, что написал ей.
Ничего такого, просто, чтобы напомнить ей о нас. Спросил, когда истекает аренда на один ее фольварк. Брать его в аренду я, понятно, не
собирался... а так, намек... Дай тебе бог здоровья, утешил ты меня... Завещание, наверно, написано до моего письма, потом она поехала в Рим, по
дороге, может быть, думала о письме, о нас с Марыней... Так ты полагаешь, что возможно?.. Дай тебе бог!
Он совершенно ожил и, причмокнув, хлопнул Поланецкого по колену.
- А знаешь что, мой мальчик? Не распить ли нам по этому случаю бутылочку “Мутон-Ротшильда”? Вдруг твое предсказание сбудется.
- Не могу, ей-богу, не могу, - стал отказываться Поланецкий, уже стыдясь немного своей выходки, - и не уговаривайте даже.
- Нет, ты должен.
- Честное слово, не могу. У меня дел полно, для этого нужна ясная голова.
- Вот упрямый осел! Ну, я один выпью полбутылочки - за исполнение желаний.
Он велел подать вина и поинтересовался:
- А что за дела?
- Да разные. После обеда к Васковскому наведаться надо.
- Что это за личность, кстати?
- Да, вот и он как раз наследство получил! - воскликнул Поланецкий. - После брата, горнозаводчика, и довольно значительное. Но он бедным
деньги раздает.
- Бедным раздает, а сам в дорогих ресторациях обедает: вот так филантроп! Будь у меня что раздавать, я себе не оставил бы ни копейки.
- Он долго хворал, и доктор велел ему хорошо питаться. Но он заказывает только, что подешевле. Живет в тесной каморке и птиц разводит, а в
двух больших комнатах у него знаете кто ночует? Беспризорные ребятишки, которых он с улицы приводит.
- Я так и думал, что у него тут... - И Плавицкий постучал себя пальцем по лбу.
Васковского Поланецкий не застал и около пяти часов, побывав перед тем у Машко, зашел к Марыне - его немного мучила совесть из-за
галиматьи, которую он наплел Плавицкому. “Старик дорогое вино теперь будет пить в расчете на наследство, - думал он, - а они и так, по-моему,
живут не по средствам. Нельзя слишком затягивать шутку”.
Марыня вышла к нему в шляпе. Она собралась к Бигелям, но пригласила его войти. Он не отказался, так как все равно не собирался
засиживаться.
- Поздравляю с наследством, - сказал он.
Марыня вышла к нему в шляпе. Она собралась к Бигелям, но пригласила его войти. Он не отказался, так как все равно не собирался
засиживаться.
- Поздравляю с наследством, - сказал он.
- И я тоже рада, - ответила она, - ведь это деньги верные, что в нашем положении очень важно. Да мне и вообще хочется богатой быть.
- Это зачем?
- Помните, вы сказали как-то, что хотели бы иметь капитал, чтобы основать фабрику, а не заниматься коммерцией? Мне это запомнилось. Ну, а
мечтать всякий волен, вот и я мечтаю: иметь бы много-много денег.
Но, спохватясь, не сказала ли лишнего и не выдала ли себя, она опустила глаза и стала разглаживать юбку на коленях.
- А я, знаете, пришел просить прощения у вас, - сказал Поланецкий. - Сегодня за обедом я наговорил каких-то глупостей вашему отцу насчет
того, что покойница могла в его пользу завещание изменить. А он, представьте, поверил. Мне бы не хотелось, чтобы он напрасно обольщался,
позвольте, я пойду к нему и постараюсь разубедить.
Марыня рассмеялась в ответ.
- Я уже пробовала, а он знаете как меня разругал! Вот видите, что вы натворили. Вам и впрямь есть за что прощения просить.
- Так простите же меня!
Он взял ее руку и стал покрывать поцелуями, а она, не отнимая ее, шутливо и растроганно повторяла:
- Ах, какой вы нехороший, пан Стах! Какой нехороший!
ГЛАВА XXV
Кресовский с доктором и футляром с пистолетами ехали в одной пролетке, Машко с Поланецким - в другой; обе направлялись к Белянам. День был
ясный, морозный, розоватая дымка застилала горизонт. Под колесами повизгивал снег, от заиндевелых лошадей шел пар; деревья покрывала густая
изморозь.
- Морозец знатный, - заметил Машко. - Палец к курку примерзнет.
- Да, без шубы неуютно будет.
- Вот и не возитесь, избавьте от канители. Скажи Кресовскому, сделай милость, пусть сразу приступает к делу. Пока доедем, - прибавил Машко,
протирая запотевшие очки, - солнце подымется, глаза будет слепить.
- Ничего, скоро все будет позади, - отозвался Поланецкий. - Главное, Кресовский вовремя явился, а они привыкли вставать рано, их ждать
долго не придется.
- Знаешь, о чем я думаю сейчас? - сказал Машко. - Есть в жизни одна вещь, о которой всегда почему-то забывают, строя планы или затевая
что-нибудь, а ведь из-за нее все может рухнуть, пойти прахом, развалиться. Это - глупость человеческая. Допустим, я вдесятеро умней и заботы у
меня тоже посерьезней, что я не Машко, а крупный политический деятель, ну, Бисмарк или Кавур какой-нибудь, которому средства нужны для
осуществления своих целей и который каждый свой шаг поэтому рассчитывает, каждое слово взвешивает... И вот является какой-то кретин - предвидеть
этого не дано, будь ты хоть семи пядей во лбу, - и все летит к черту. В этом есть что-то фатальное! Застрелит он меня или нет - не то важно, а
что из-за скотины этой все мои усилия пойдут насмарку!
- Так разве можно это предвидеть? Все равно как если б кирпич на голову упал.
- Вот это меня и бесит!
- А насчет застрелит, нечего об этом думать.
Машко овладел собой и снова стал протирать очки.
- Милый мой, как будто я не вижу, что ты всю дорогу за мной наблюдаешь и подбодрить меня стараешься.