ИхпленяливГюгонапыщенность,богатоеего
воображение,грандиозныеидеивизвечнойборьбеантитез.Жизнь
представлялась им тогда в искусственном, новеликолепномосвещениипятого
акта пьесы. Потом их покорил Мюссе, его страсть, его слезы передавалисьим,
в его поэзии они слышали как бы биение своегособственногосердца;теперь
мир предстал им более человечным, пробуждая в них жалостьквечнымстонам
страдания,которыенеслисьотовсюду.Сосвойственнойюности
неразборчивостью, с необузданной жаждой, читать все, что толькоподвернется
под руку, они, захлебываясь, поглощали и отличные и плохие книги;ихжажда
восторгатьсябыластольвелика,чтозачастуюкакое-нибудьмерзкое
произведение приводило их в такой же восторг, как шедевр.
Теперь Сандоз часто говорил,чтоименнолюбовькприроде,длинные
прогулки, чтение взахлеб спасли их от растлевающеговлиянияпровинциальной
среды. Никогда они не заходили вкафе,улицавнушалаимотвращение,им
казалось, что в городе они зачахли бы, как орлы, посаженные в клетку; втом
же возрасте их школьныетоварищипристрастилиськпосещениямкафе,где
угощались и играли в карты замраморнымистоликами.Провинциальнаяжизнь
быстро затягивает в свою тину,прививаясдетстваопределенныевкусыи
навыки: чтение газеты от корки до корки, бесконечные партии в домино, одна и
та же неизменная прогулка в определенный час по одной и той же улице. Боязнь
постепенного огрубения,притупляющегоум,вызывалаотпор"неразлучных",
гнала их вон из города: они искали уединения среди холмов, декламируястихи
даже под проливным дождем, не торопясь укрыться от непогоды в ненавистном им
городе. Они строили планы поселитьсянаберегуВьорны,житьпервобытной
жизнью, вдосталь наслаждаться купанием, взяв с собой не больше пяти -шести
избранных книг. Приятели не включали в свои планы женщин, они быличересчур
застенчивы и неловки в их присутствии, но ставили это себе в заслугу, считая
себя высшими натурами. Клод в течение двух лет томился любовью к молоденькой
модистке и каждый вечер издали следовал за ней, но никогда у него не хватало
смелости сказать ей хотя бы одно слово.Сандозмечталоприключениях,о
незнакомках, встреченных в пути, о прекрасныхдевушкахвневедомомлесу,
которые самозабвенно отдадутся ему и,растаяввсумерках,исчезнут,как
тени. Единственное их любовное приключение до сих пор смешило приятелей,до
того оно им представлялось теперь глупым; в тот период, когда они занимались
в коллеже музыкой, они простаивали ночи напролет под окнамидвухбарышень;
один играл на кларнете, другой на корнет-а-пистоне - чудовищная какофония их
серенад возмущала все буржуазное население квартала, пока наконец взбешенные
родители не вылили им на голову содержимое всех кувшинов, имевшихся в доме.
Боже мой, какое это было счастливое время! Невозможно не улыбнуться при
малейшем воспоминании! Стены мастерской былиувешаныэскизами,сделанными
художником в Плассане, вовремянедавнегопутешествия.
Рассматриваяэти
эскизы, приятели перенеслись в родные просторы,подраскаленнуюголубизну
небесного свода, как бы почувствовали под ногами красную почву тех мест. Вот
переднимивстаетпенящаясясероватымибликамиоливравнина,которую
замыкают розовые зубцы гор. Здесь, под арками старого моста, побелевшегоот
пыли, среди выжженных берегов цвета ржавчины, влачитсвоиобмелевшиеводы
Вьорна. Здесь не видноникакойрастительности,кромечахлых,засыхающих
кустарников. На следующем эскизеущельеИнфернеразверзалосвоюширокую
пасть: сквозьнагромождениярухнувшихскалвиденбылнеобозримыйхаос
суровой пустыни,катящейвбесконечностьсвоикаменныеволны.Сколько
знакомых мест! Вот замкнутая долина Репентанс, манящаясвоейсвежейтенью
среди иссушенных полей. ВотлесТруа-Бон-Дье,гдегустыезеленыесосны
плачут крупными смоляными слезами, катящимися по их темной коре,освещенной
ослепительными лучами солнца. Вот Жас де Буффан, белеющий, как мечетьсреди
обширных равнин, похожих на кровавые лужи. Сколько их еще, этих эскизов:то
ослепительносверкающийповоротдороги;тоднооврагасраскаленными
докрасна камнями; прибрежные пески, как бы высосавшиеизрекивсювлагу;
норы кротов; козьи тропы; горные вершины на синеве небес. Сандозповернулся
к одному из этюдов:
- Где это, я не узнаю?
Клод так возмутился, что взмахнул палитрой.
- Как! Ты забыл?.. Ведь мы тут чуть головунесломали.Разветыне
помнишь, как мы карабкались туда из глубины Жомегарда? Дюбюш тогда тожебыл
с нами. Скалы там гладкие, как тарелка, не за что ухватиться,мыцеплялись
руками и ногами; был такой момент, что мы уженемоглиниподняться,ни
спуститься... Когда мы все же поднялись, мы с тобой чуть не подралисьиз-за
котлет.
Теперь Сандоз вспомнил.
- Да, да, каждый из нас на размариновой палочке, как на вертеле,жарил
над костром свою котлету; мои палочки все времязагорались,итыдразнил
меня, говоря, что моя котлета уже превратилась в уголь.
Оба расхохотались.Художниквернулсяксвоейработеисказалсо
вздохом:
- Все это безвозвратно ушло, старина! Теперь нам не до бродяжничества!
Он был прав; с тех пор, как трое "неразлучных" осуществили свою мечту -
попасть всем троим в Париж, чтобы завоевать его, жизнь ихсталаневыносимо
трудной. Вначале они пытались продолжитьсвоиобычныевылазкизагород,
уходилиповоскресеньямпешкомчереззаставуФонтенебло,бродилипо
перелескам Вирьера, достигали Бьевра, пересекалилесаБельвюиМедонаи
возвращались обратно через Гренель. Но вскоре они уже не могли оторваться от
парижских мостовых, целиком отдавшись борьбе за существование и виня Париж в
том, что он испортил им ноги.
Всю неделю Сандоз работал до изнеможения в мэрии пятого округа; вэтой
дыре он регистрировал акты рождений за скудноежалованьевстопятьдесят
франков; только забота о матери непозволялаемупослатьэтозанятиек
черту.