ОднакоКлодапригвоздилкместунерев
студентов, аобщийвидмастерскойнаутропосле"ломовойночи"-так
архитекторы называли эту ночьотчаяннойработы.Свечеравесьналичный
состав мастерской, шестьдесят учеников, заперлись здесь; те, у когопроекты
были уже готовы, обязаны были в качестве "негров" помогатьсвоимотставшим
конкурентам!, которым приходилось за одну ночь выполнить недельную работу. В
полночь все подкрепились колбасой и разливнымвином.Вчасночиввиде
десерта пригласили трех дам из соседнегопубличногодомаи,незамедляя
темпа работы, устроили в мастерской, окутанной дымом множества трубок, некое
подобие римских оргий. На полу валялись обрывки просаленной бумаги,осколки
разбитых бутылок; грязные лужи, впитываясь в доски, растекались пополу;в
воздухе стояла вонь оплывшихсвечей,едкийзапахмускуса,которымбыли
надушены женщины, смешанный с запахом сосисок и дешевого вина.
Из глухого рычания выделились дикие выкрики:
- Вон!.. Что это за чучело?.. Что ему нужно, в морду захотел?.. Вон!К
черту!
Оглушенный грубым криком, Клодрастерялсянамгновение.Теперьего
осыпали отвратительной бранью: в мастерской считалосьхорошимтоном,даже
среди самых утонченных студентов, изрыгать непристойныеругательства.Клод
пришел наконец в себя и отвечал им с не меньшей изощренностью. Тут Дюбюш его
узнал. Дюбюш, весь красный, - онненавиделподобныестычки,иемубыло
стыдно перед другом, - подбежалкнему,осыпаемыйградомругательстви
улюлюканьем, обратившимся теперь против него.
- Зачем ты пришел сюда?.. - бормотал он. - Ведь я же тебе говорил,что
это невозможно... Ступай во двор, подожди меня там.
Клод отступил и темсамым!спассяотручнойтележки,которуюдва
здоровенных бородатых парня изо всех сил толкали в дверь. Эта тележкавошла
в поговорку. Студенты, которых отвлекалотучениязаработок"астороне,
передночьюбденийтвердили:"Непременноугожувтележку!"Поднялся
невообразимый шум.Былобезчетвертидевять,оставалосьвременировно
столько, чтобы дойти до Академии. Поднялась паника,мастерскуюкакветром
вымело: каждый тащил свою доску, всетолкались;тех,ктоупрямопытался
что-то доработать, тоже подхватил общий поток. Меньше чем за пять минутвсе
чертежибылипобросанывтележку,ибородатыепарни,двоеновичков,
впряглись в нее как лошади и поволокли ее, в то время как другие понукали их
и подталкивали тележку сзади. Все это походило на прорыв плотины; подворам
пролетели сгрохотомурагана,наводнилиулицу,котораямгновеннобыла
затоплена этой рычащей толпой.
Дюбюш тащился в хвосте. Клод бежал рядом, совсем обескураженный.Дюбюш
твердил с досадой, что поработай он еще четверть часика, растушевкаудалась
бы ему на славу.
- Что ты намерен теперь предпринять?
- Дел хватит на весь день.
- Что ты намерен теперь предпринять?
- Дел хватит на весь день.
Художник опять пришел в отчаяние, что друг от него ускользает.
- Ну, не буду тебе мешать... Ты придешь сегодня вечером к Сандозу?
- Да, собираюсь, хотя, возможно, меня задержат в другом месте.
Оба запыхались. Толпа студентов, не замедляя хода, делалакрюк,чтобы
вволю насладиться шумом и гамом. Пробежав поулицеДю-Фур,онинаводнили
площадь Гозлен, а оттуда бросилисьнаулицуДэшодэ.Воглавепроцессии
вихрем неслась ручная тележка, подпрыгивая на неровноймостовой,авней
жалким образом тряслись и толкались наполнявшие еечертежныедоски;сзади
мчались студенты, вынуждая испуганных прохожих прижиматься кстенамдомов;
лавочники глазели на происходившее из дверей своих лавок, выражаяопасение,
уж не революция лиэто.Веськварталбылвзбудоражен.НаулицеЖакоб
переполох достиг такой степени,крикитакусилились,чтожителиначали
торопливо закрывать ставни. Когда завернули наконец на улицу Бонапарта, один
из студентов, высоченный блондин, ради шутки подхватилмаленькуюслужанку,
которая оторопело торчала на тротуаре. Ее увлекли за собой,каксоломинку,
уносимую бурным потоком!.
- Ну ладно, прощай, - сказал Клод, - до вечера!
- Да, до вечера!
Еле переводя дух, художник остановился на углу улицыИскусств.Отсюда
были видны широко открытые ворота Академии, толпа студентов хлынула туда.
Отдышавшись, Клод вернулся на улицуСены.Неудачипреследовалиего,
теперь он окончательно потерял надежду оторвать кого-нибудь из своихдрузей
от их обычной работы; он медленно брел, поднимаясь к площадиПантеона,еще
не придумав, куда же ему теперь направиться; вдруг ему пришла мысль зайти на
минуточку в мэрию к Сандозу - перекинуться с ним хоть словом. Каково же было
егоразочарование,когдапосыльныйсказалему,чтогосподинСандоз
отпросился с работы на похороны. Клод отлично знал, в чем тутдело,-его
друг прибегал к этому трюку всегда, когда ему хотелось без помехи поработать
дома. Клод устремился было к Сандозу, ноегоостановилобратскоечувство
художника; совесть не позволяла ему оторвать честного труженикаотработы,
надоедать ему своими творческиминеудачамивтосамоевремя,когдаон
отважно преодолевает собственные трудности.
Клоду пришлось смириться, терзаясь головной болью и неотвязными мыслями
о своем творческом бессилии; в охватившей его тоске стольлюбимыеимвиды
Сены казались ему как бы подернутыми туманной мглой. Незаметно для себя Клод
очутился на улице Фам-Сан-Тет и позавтракал там у Гамара, в винномпогребке
с вывеской "У собаки Монтаржи", всегда привлекавшей его внимание.Каменщики
в рабочих блузах, перепачканных известкой, сиделизастоликами,вместес
ними он съел дежурное блюдо завосемьсу:чашкубульона,вкоторуюон
накрошил ломтики хлеба, икусочеквареногомясасгарниромизфасоли,
поданного на невытертой тарелке.