Даже и такой завтраконнаходилчересчур
хорошим для тупицы, неспособного справитьсясосвоимремеслом;когдаон
бывал недоволен своей живописью, Клод всегда уничижал себя, ставил куда ниже
поденщиков, которые честно исполняют свою грубую работу. Он проваландался за
едой около часа, отупело прислушиваясь к обрывкам разговоров с соседних сто-
лов, а выйдя на улицу, возобновил свое бесцельное блуждание.
Дойдя до площади Ратуши, Клод вспомнил вдруг о Фажероле.Почемубыв
самом деле не пойти ему к Фажеролю? Онславныйпарень,Фажероль,хотьи
учится в Академии художеств, он не дурак, не зануда. С ним можнопоболтать,
даже если ему и вздумается защищать плохую живопись.Еслионзавтракалу
своего отца на улице Вьей дю Тампль, онещенеуспелуйтиоттуда.Клод
заторопился.
Когда Клод свернул в эту узкую улицу, его охватилоощущениесвежести.
День становился чересчур жарким, от мостовой поднимался пар;дажевясную
погоду мостовая была здесь всегдапокрыталипкойгрязью,которуюмесили
прохожие;натротуаребылатакаятолкотня,чтоневольноприходилось
спускаться намостовую,рискуяпопастьподломовыетелегиифургоны,
угрожавшие жизни прохожих. Клоду нравилась эта улица снеправильнойлинией
плоских фасадов домов, до самых крыш завешанных вывесками; сквозьмаленькие
оконца слышались шум и стук всевозможных кустарей и ремесленников Парижа.В
одном из узких закоулков внимание Клода привлекла витрина книжнойлавчонки,
приютившаяся между парикмахерской и колбасной, выставка идиотскихгравюри
сентиментальныхпесеноквперемешкусказарменнымисальностями.Перед
витриной мечтательно замер высокий бледный парень, и две девчонкихихикали,
глядя на него. Клод охотно надавал бы пощечин всем троим; он скорееперешел
улицу, потому что дом Фажероля находился как раз напротив. Это былостарое,
темное здание, выступавшеевпередизрядадругихдомовипоэтомувсе
забрызганное потоками грязи. Как раз проезжал омнибус,иКлодедвауспел
отскочить на узенькую полоску тротуара, колеса задели Клода и забрызгали его
грязью до колен.
Фажероль-отецбылфабрикантомхудожественныхизделийизцинка;
мастерские его помещались в подвальном этаже, первый же этажонотвелпод
магазин, где в двух большихкомнатах,окнаминаулицу,быливыставлены
всевозможные образцы; сам хозяин занимал маленькое, темное помещение, окнами
во двор, душное, как погреб. Там и вырос его сын Анри; возрос, какистинное
растениепарижскоймостовой,наузенькомгрязномтротуаре,изъеденном
колесами, в соседстве с книжной лавчонкой, колбасной и парикмахерской.Отец
готовил из сына рисовальщика орнаментов для нужд собственногопроизводства.
Когдажепарнишказаявилосвоихболеевысокихстремлениях,занялся
живописью, заговорил обАкадемии,произошластычка,посыпалисьоплеухи,
начались вечные ссоры, сменявшиеся примирением. Даже итеперь,когдаАнри
достиг некоторых успехов, фабрикант, махнув на негорукой,грубопопрекал
сына, считая, что тот понапрасну загубил свою жизнь.
Даже итеперь,когдаАнри
достиг некоторых успехов, фабрикант, махнув на негорукой,грубопопрекал
сына, считая, что тот понапрасну загубил свою жизнь.
Отряхнувшись, Клод вступил в крытыеворотадомасглубокимсводом,
выходившие во двор; там стояла зеленоватая полутьма, а воздухбылсыройи
затхлый, точно в глубине колодца. В дом вела наружная широкаялестницапод
навесомсостарыми,заржавленнымиперилами.КогдаКлодпроходилмимо
магазина, помещавшегося в первом этаже, он увидел череззастекленнуюдверь
господинаФажероля,которыйрассматривалсвоимодели.Отдаваядолг
вежливости, Клод вошел, несмотря на то, что его артистическому вкусупретил
весь этот цинк, подделанный под бронзу,всеэтолживоеиотвратительное
изящество имитаций.
- Здравствуйте, сударь!.. Анри еще не ушел?
Фабрикант,толстый,бледныйчеловек,стоялсредиразнообразных
порт-букетов, ваз и статуэток, держа в руках новую модель градусника ввиде
наклонившейся жонглерки с легкой стеклянной трубкой на носу.
- Анри не приходил завтракать, - холодно ответил торговец.
Такой прием смутил молодого человека.
- Не приходил?.. Прошу прощения. До свидания, сударь!
- До свидания!
На улице Клод чертыхался сквозь зубы.Неудачаполная!Фажерольтоже
ускользнул от него. Теперь Клод сердился, что пришел сюда, злился,чтоего
всегда притягивает эта старая живописная улица и что романтизм; нет-нет да и
проявится в нем:можетбыть,именновтомкореньегонесчастья,что
романтизм засел у него в мозгу, сбивая его с толку. Когда он вновьочутился
на набережной, у него появилось искушение вернуться в свою мастерскую, чтобы
удостовериться, так ли плоха его картина, как ему кажется. Но одна мысльоб
этом повергла еговдрожь.Егомастерскаяпредставляласьемустрашным
местом, он не мог больше жить там, ему чудилось, будто он оставилтамтруп
мертвой возлюбленной. Все что угодно, только неэто;подниматьсяэтажза
этажом, открыть дверь, очутиться наедине с картиной-наэтоунегоне
хватит мужества! Он перешел по мосту через Сену и направилсяпоулицесв.
Иакова. Будь что будет: он чувствовал себястольнесчастным,чторешился
наконец идти к Сандозу на улицу Анфер.
Сандоз жилнапятомэтаже,вмаленькойквартирке,состоявшейиз
столовой, спальни и крошечной кухоньки;егомать,прикованнаякпостели
параличом,жилавдобровольномпечальномуединении,дверьеекомнаты
выходила на ту же площадку, что квартира Сандоза. Улица, где они жили,была
пустынна, из окон былвиденобширныйсадДомаглухонемых,надкоторым
возвышалась круглая крона большого дерева и квадратная башня св. Иакова.
Когда Клод вошел вкомнату,Сандозсидел,склонившисьнадстолом,
погруженный в размышления над исписанной страницей.