Творчество - Золя Эмиль 22 стр.


Когда Клод вошел вкомнату,Сандозсидел,склонившисьнадстолом,

погруженный в размышления над исписанной страницей.

- Я тебе помешал?

- Нет, я работаю с самого утра, хватит с меня...Представьсебе,вот

уже целый час янадрываюсь,пытаясьперестроитьнеудавшуюсяфразу;эта

проклятая фраза не давала мне покоя даже во время завтрака.

Художник не мог удержать жеста отчаяния; заметив его мрачность,Сандоз

все понял.

- И с тобой то же самое... Необходимопроветриться.Прогулкаосвежит

нас. Не так ли?

Когда онипроходилимимокухни,Сандозаостановиластарушка,эта

женщина приходила к нему ежедневно помогать по хозяйству, два часаутроми

два часа вечером; только по четвергам она оставаласьнавесьдень,чтобы

приготовить обед.

- Так вы не передумали, - спросила она, - мы подадим ската и жаркоеиз

баранины с картофелем?

- Да, пожалуйста.

- На скольких человек накрывать стол?

- Ну, этого я никогда не знаю... Для началапоставьтепятьприборов,

дальше видно будет. К семи часам обед ведь будет готов?Мыпостараемсяне

опоздать.

Когда они вышли на лестничную площадку, Сандознаминуткузабежалк

матери.Клодждалегоналестнице.Сандозвскоревышелснежной,

растроганной улыбкой, как всегда после свидания с матерью, и приятелимолча

спустились по лестнице. На улицеониостановились,поглядываянаправои

налево, как бы принюхиваясь, откуда ветер дует,послечегонаправилиськ

площади Обсерватории, а оттуда побрели по бульвару Монпарнас.Этобылаих

обычная прогулка;гдебыонинибродили,всегдаихвлеклокшироко

развернувшимсявнешнимбульварам,гдевдостальможнобылослоняться.

Подавленные каждыйсвоимитяготами,онимолчали,новзаимнаяблизость

постепенно их успокаивала. Проходя мимо Западного вокзала, Сандоз предложил:

- Что, если мы зайдем к Магудо, посмотрим, как там у него продвигается?

Я знаю, он разделался сегодня со своими святыми.

- Отлично, - ответил Клод, - идем к Магудо.

Они свернули на улицу Шерш-Миди. Скульптор Магудо снималвнескольких

шагах от бульвара лавочку уразорившейсязеленщицы;онобосновалсятам,

замазав витрину мелом. На этой пустынной широкой улице царили провинциальное

благодушие и мирный монастырский дух. Все воротабылираспахнутынастежь,

открывая целые переплетения глубоких дворов; коровники распространяли теплый

запах унавоженной подстилки; соднойстороныулицытянуласьбесконечная

монастырская стена. Там,зажатаямеждумонастыремилавчонкойторговца

лекарственными травами, находилась бывшая зеленная, обращенная в мастерскую;

на вывеске все еще красовались написанные большимижелтымибуквамислова:

"Фрукты и овощи".

Девчонки, которые прыгали на тротуаре через веревку, чуть несшиблис

ног Клода и Сандоза, к тому же тротуар был загроможден целыми баррикадами из

стульев, на которых восседали местные семьи, так что приятели предпочли идти

помостовой.Подходякмастерской,онизамедлилишагвозлелавочки

лекарственныхтрав.Междудвумявитринами,украшеннымиклистирными

наконечниками, бандажами и всяческими интимными, деликатнымипредметами,у

двери, над которой висели сухие травы, испускавшиерезкиеароматы,стояла

худая брюнетка, перемигиваясь спрохожими;позадинеевтемнотемаячил

профиль маленького, бледного человечка, надрывавшегосяоткашля.Приятели

подтолкнули друг друга локтем, насмешливо переглянувшись, повернулидверную

ручку и вошли в лавочку Магудо.

Довольно большая лавка была почтиполностьюзанятаглинянойглыбой,

колоссальной вакханкой, которая полулежаланаскале.Брусья,которыеее

поддерживали, сгибались под тяжестью этой еще довольно бесформенной массы, у

которой можно было различить лишьгигантскиегрудиибедра,похожиена

башни. Повсюду растекались лужи воды. На полу стояли сочившиеся водойчаны;

один изугловпредставлялсобойсплошноемесивоглины,анаполках,

оставшихся от зеленной, валялись античные слепки,покрытые,точнопеплом,

слоями пыли. Сырость стояла там, как в прачечной, все было пропитано запахом

сырой глины. Нищета мастерской скульптора, полнойгрязи,связаннойсего

профессией,подчеркиваласьтусклым,белесымсветом,проникавшимсквозь

замазанные мелом стекла.

- Смотри-ка, кто пришел! - закричал Магудо, который курил трубкувозле

своей колоссальной скульптуры.

Магудо был маленький, худой человечек со скуластымлицом,вдвадцать

семь лет уже изборожденным морщинами; его спутанныежесткиечерныеволосы

падали на низкий лоб; на желтом, на редкостьнекрасивомлице,улыбаясьс

чарующейнаивностью,сияличистые,прозрачныеглазаребенка.Сын

плассанского каменотеса, он имелусебянародине,наконкурсемузея,

большой успех, после чего ему былаположенаначетырегодастипендияв

восемьсот франков, и он приехал в Париж, как лауреатсвоегогорода.Нов

Париже, среди чужих людей, без поддержки, он несумелпопастьвАкадемию

художеств и, ничего не делая, проедалсвоюстипендию;такимобразом,по

истечении четырех лет, он был вынужден, чтобы заработать на жизнь,наняться

к торговцу статуями святых, у которого он по десяти часов в сутки вырезал из

дерева весь церковный календарь: святых Иосифов, святыхРоховиМагдалин.

Полгода назад, встретившисьсприятелямиизПрованса,онвновьощутил

честолюбивые стремления. Товарищи по пансиону тетушки Жиро,изкоторыхон

былсамымстаршим,весельчакиигорланы,сталитеперьсвирепыми

революционерами от искусства; честолюбие Магудо, подогретое этими одержимыми

художниками,которыепомутилиегоумразмахомсвоихтеорий,приняло

гигантские размеры.

Назад Дальше