До
шестнадцати лет она ходила в школу по соседству с домом. Уроки онаготовила
среди мешков с чечевицей и пополняла свое образование,вдостальобщаясьс
улицей, буквально живя посреди сутолоки тротуара, слушаяпересудыкухарок,
которые, пока им отвешивали сыр, взасос перемывали косточки всемукварталу.
Матьееумерла,папашаБеконачалпутатьсясосвоимислужанками,
благоразумно рассудив, что это куда удобнее, чем искать женщиннастороне;
однако, вскоре войдя во вкус, он втянулся в такойразврат,чтопустилпо
ветру всю свою торговлю: сухие овощи, банки, склянки, ящикисосластями-
все пошло прахом. Ирма еще ходила в школу, когдаоднаждывечером,запирая
лавчонку, приказчик повалил ее на корзину с винными ягодами и силойовладел
ею.Черезполгодапослеэтогопроисшествиянаступилоокончательное
банкротство, и отец умер от апоплексического удара. Девушка принужденабыла
просить приюта у своей тетки,котораяжилавбедностииплохоприняла
племянницу; от тетки она сбежала с молодым человеком из дома напротив,раза
три возвращалась и снова пропадала;покаокончательнонераспрощаласьс
теткой и не обосновалась прочно в кабачках Монмартра и Батиньоля.
- Потаскушка! - проворчал Клод со своим обычным презрением к женщинам.
В это время кавалер Ирмы поднялся и, что-то пошептав ей, удалился;как
только он скрылся из виду, она подскочила с проворством сбежавшегосурока
школьника и плюхнулась на колени к Фажеролю.
- Можешь себе представить, до чего мне надоел этот зануда!Целуйменя
скорей, он, чего доброго, вернется!
Она целовала Фажеролявгубы,отпилаизегостакана;однакоона
кокетничала и со всемидругими,завлекательноулыбаясьим.Унеебыла
страсть к художникам, она всегда жалела, что у них недостаточно денег, чтобы
самостоятельно содержать женщину.
Особое ее внимание привлек Жори,которыйнесводилснеегоревших
вожделением глаз. Она вынулаунегоизортапапироскуизакурила,не
переставая сыпать словами, как сорока:
- Так, значит, все вы художники! Вот здорово!.. А те трое,почемуони
сидят буками? Сейчас же развеселитесь, не то япримусьвасщекотать!Вот
увидите!
В самом деле, Сандоз, Клод и Магудо, озадаченные ееповедением,молча
на нее уставились. Но, несмотря на всю ее шаловливость, она всевремябыла
начеку и, как только услышала шаги своего кавалера, всунула мокруюпапиросу
в губы Жори и, шепнув Фажеролю: - Завтра,еслихочешь!Приходивпивную
Бреда! - проворно улепетнула и мгновенно очутиласьнасвоемместе;когда
побледневший, но не потерявший важности кавалер подошел к ней, онаспокойно
рассматривала все ту же самую картинку в газете. Вся эта сценапроизошлас
такой быстротой и была такуморительна,чтообасержанта,задыхаясьот
хохота, принялись изо всех сил тасовать свои карты.
Ирма всех покорила.
Сандоз объявил, что фамилия: Вековполнеподходит
для романа; Клод спрашивал, не согласится ли она ему попозировать; аМагудо
уже представил себе статуэткуэтойдевчонки,которуюсрукамиоторвут.
Вскоре она ушла, посылая за спиной своегокавалерацелыйдождьвоздушных
поцелуев всем приятелям, чем окончательно сразила Жори. Но Фажероль не хотел
ни с кем ею поделиться, его бессознательно притягивало кнейихсходство;
ведь она была такое же дитя улицы, как он сам;егозадевалазаживоеее
уличная развращенность, родственная его собственной натуре.
Было уже пять часов, приятели заказали еще пива. Завсегдатаизаполнили
все столики;этобылибуржуа,населявшиеквартал,онибросаликосые,
любопытные взгляды на художников, которых и побаивались и уважали. Приятелей
здесь уже знали, они сталипочтилегендарнымиличностями.Попиваяпиво,
приятели беседовали о самых банальных вещах, они говорили о жаре, о том, как
трудно попастьвомнибус;кто-тоделилсясвоимоткрытием-отыскался
виноторговец, который подает к вину мясные блюда; кто-то затеял спор о новых
омерзительныхкартинах,выставленныхвЛюксембургскоммузее,новсе
остальные сошлись во мнении, что картины эти не стоятсвоихрам.Наэтом
разговорпрекратился,приятелипокуривали,перекидываясьотрывистыми
замечаниями и одним им понятными шутками, вызывавшими дружный смех.
- Чего же мы сидим? - спросил Клод. - Ждем Ганьера? Все запротестовали.
Ганьер становится невыносимым; к тому же все равно онпоявится,когдаони
примутся за обед.
- Тогда в путь, - заявил Сандоз. - Сегодня унаснаобеджаркоеиз
баранины; она пережарится, если мы опоздаем.
Каждый заплатил за себя, и все удалились. Они произвели впечатлениена
посетителей кафе. "Эти молодые люди-художники", - шептались вокруг, указывая
на Клода, как на вожака дикогоплемени.Конечно,нашумевшаястатьяЖори
сыграла здесь роль, доверчивая публика создавала в своемвоображениишколу
пленэра, хотя самихудожникинаднейподтрунивали.Приятелинасмешливо
утверждали, что кафе Бодекенадолжногордитьсячестью,которуюониему
оказали, выбрав его колыбелью производимой ими художественной революции.
В обратный путь они отправились впятером: Фажероль тоже примкнул к ним.
Медленно и торжественно, как победители, они двинулись по Парижу. Чем больше
их было, тем шире они распространялись по улице и тем большевозбуждалаих
кипевшая ключом жизнь Парижа. Они спустились поулицеКлиши,вступилина
Шоссе Дантент потом на улицу Ришелье; перешли СенупомостуИскусств.По
дороге обругали Академию и наконец по улице СеныпришликЛюксембургскому
саду, где напечатанная в три краски афиша ярмарочногоциркапривелаихв
полное восхищение. Спускался вечер, поток прохожихзамирал,усталыйгород
томился в ожидании ночной темноты и, казалось,готовбылуступитьлюбому
мужественному натиску. Когда приятели пришли на улицу Анфер и Сандоз ввел их
к себе, он скрылся в комнату матери и задержалсятамнанекотороевремя;
когда онмолчаприсоединилсяжприятелям,нежная,растроганнаяулыбка
блуждала на его губах.