Единственныйеедруг,монахиня,настоятельницамонастырясестер
визитандинок, дала Кристине приют в пансионе при монастыре. СейчасКристина
приехала прямо из монастыря, настоятельница нашла ейместочтицыусвоей
старинной приятельницы госпожи Вансад, которая почти ослепла.
ПриэтихновыхподробностяхКлодсовсемрастерялся.Монастырь,
благовоспитанная сиротка, романтичность всего этого приключения смущали его,
он не мог придумать, что сказать, что сделать. Прекратив работу,онсидел,
опустив глаза на набросок.
- В Клермоне красиво? - спросил он наконец.
- Не очень, там все черно... К тому же я плохо знаю город, япочтине
выходила...
Она приподнялась, облокотившись, и очень тихо, со слезами в голосе, как
бы разговаривая сама с собой, продолжала:
-Мояматьведьбылаоченьслабогоздоровья,онаубиваласебя
работой... Она баловала меня, ничего дляменянежалела,приглашаламне
учителей; а я так плохо этим пользовалась! Сперва я хворала,азауроками
ничего не хотела слушать, вечный смех,одниглупостивголове...Музыка
наводила наменятоску,судорогасводиламнепальцы,когдаяиграла
упражнения. Только с живописью дело еще как-то шло...
Он поднял голову и прервал ее восклицанием:
- Вы умеете рисовать!
- Да нет же, я ничего не умею, совершенно ничего...Вотумоеймамы
было множество талантов,онаучиламеняписатьакварелью,ииногдая
помогала ей раскрашиватьфонвееров...Ах,какиепрекрасныевеераона
делала!
Инстинктивно Кристина оглянуласьнаужасающиеэскизы,которыеярко
пламенели постенаммастерской;вееясныхглазахчиталосьсмущение,
удивление ибеспокойство,вызванныеэтойгрубойживописью.Издалиона
увидела набросок, который художник только что сделал с нее.Резкостьтона,
широта мазков испугали ее,ионанерешиласьпопроситьКлодапоказать
рисунок вблизи. Ей было не по себе впостели,онаизнемогалаотжарыи
томилась нетерпением, думая, что пора уходить, распроститьсясхудожником,
забыть о нем, как наутро забывают приснившийся сон.
Клоду передалась ее нервозность.Онпочувствовалугрызениясовести.
Отбросив неоконченный рисунок, он проговорил:
- Спасибо за вашу любезность, мадмуазель...Извинитеменя,право,я
злоупотребил... Вставайте, вставайте,прошувас.Надоподуматьоваших
делах.
Он не понимал, почему она колеблется,краснеет,прячетподпростыню
обнаженную руну,ичембольшеонсуетился,предлагаяейвстать,тем
старательнее она закутывалась в простыню. Наконец, сообразив, в чем дело, он
поставил перед кроватью ширму и ретировался на другой конец мастерской.
Там
он принялся греметь посудой, предоставляя ей возможность встать с постелии
одеться без опасения, что он прислушивается к ее движениям. Средиподнятого
им шума он не слышал ее робких окликов:
- Сударь, сударь... Наконец он прислушался.
- Сударь, если бы вы были так любезны... Я не могу отыскать чулки.
Он заторопился. Вот недогадливый! Как же она будет одеваться,еслион
развесил ее чулки июбкипросушиватьсянасолнце?Легонькоразглаживая
чулки, он убедился, что они просохли, просунул их через ширму и вновь увидел
протянутую голую руку, свежую и круглую, по-детски очаровательную. Затемон
перебросил юбки, просунул ботинки; теперь только шляпа висела намольберте.
Поблагодарив его, она умолкла, и, продолжая разговаривать, он едваразличал
шелест одежды и всплески воды.
- Мыло на блюдце, поищите на столе... Откройте ящик,таместьчистое
полотенце... Может, вам нужно еще воды? Я передам кувшин.
Мысль, что он может смутить ее, привела его в отчаяние.
- Ну вот, я опять пристаю к вам!.. Чувствуйте себя, как дома.
Он принялся за хозяйство. Его одолевали сомнения. Нужнолипредложить
ей завтрак? Нельзя допустить, чтобы она сразу жеушла.Сдругойстороны,
если ее пребывание затянется, он потеряет рабочееутро.Такничегоине
решив, он зажег спиртовку, вымылкастрюлюиначалприготовлятьшоколад,
найдя, что это будет наиболее изысканным. Онстыдилсяостатковвермишели,
которые она могла заметить на столе; сам ондовольствовалсяпоутрам,по
южному обычаю, тюрей изхлеба,политогомаслом.Едваонначалкрошить
шоколад в кастрюлю, как издал изумленное восклицание:
- Каким образом? Уже?!
Кристина показалась из-за ширмы, одевшись быстро,какповолшебству,
чистенькая и аккуратная, затянутая в черное платье.Розовоелицоеебыло
чисто вымыто, волосы безукоризненно причесаны исобранывтугойузелна
затылке. Клод воспринял как чудо подобнуюбыстроту,умениеодетьсястоль
проворно и аккуратно.
- Вот это я понимаю! И во всем вы так ловки?
Сейчас она казалась емувышеикрасивее,чемвчера.Особенноего
поразил ее спокойный и уверенный вид. Было видно, что теперь онанебоится
его. Встав с постели, где она чувствовала себя беззащитной, надев ботинкии
платье, она как бы вооружилась. Улыбаясь, она прямо глядела ему в глаза;он
сказал, все еще колеблясь:
- Ведь вы согласитесь позавтракать со мной?
Она отказалась:
- Нет, благодарю вас... Мне надо торопиться на вокзал, ведь мойбагаж,
наверное, уже прибыл, а с вокзала я поеду в Пасси.
Тщетно Клод убеждал ее,ведьона,несомненно,голодна,безрассудно
уходить, не покушав.
- Ну коли так, я спущусь и приведу извозчика.-Нет,пожалуйста,не
надо, не трудитесь.
- Не можете же вы идти всю дорогу пешком.Позвольтемне,покрайней
мере, проводить вас до стоянки извозчиков,ведьвыжесовсемнезнаете
Парижа.