- Не можете же вы идти всю дорогу пешком.Позвольтемне,покрайней
мере, проводить вас до стоянки извозчиков,ведьвыжесовсемнезнаете
Парижа.
-Нет,нет,яобойдусьбезвас...Еслихотитедоставитьмне
(удовольствие, отпустите меня одну.
Ее решение было непоколебимо. Причина была, несомненно, в том, чтоона
стеснялась показаться в обществе мужчины, хотя у нее и небылознакомыхв
Париже. Она никому не расскажет об этой ночи, лучше солжет,носохранитв
тайне даже воспоминание об этом приключении. Клод вспылил и мысленнопослал
ее к черту. Тем лучше! По крайней мере ему не придется спускаться вниз. Но в
глубине души он был оскорблен, считая ее неблагодарной.
- В конце концов это ваше дело. Навязываться я не буду.
Услышав эти слова, Кристина еле заметно улыбнулась-еенежныегубы
чуть дрогнули. Ничего не сказав, она надела шляпку, поискала глазами зеркало
и, не найдя его, наугад завязала ленты.Округливподнятыелокти,онане
спешарасправлялабант,илицоеебылопозлащеносолнечнымилучами.
Пораженный Клод не узнавал больше те чистые детские черты, которые он только
что рисовал: верхняя часть лица - ясный лоб, нежные глаза -былазатенена,
вперед выступила тяжелая челюсть и кроваво-красный рот с ослепительно белыми
зубами. И ко всему этомузагадочнаядевичьяулыбка,-можетбыть,она
издевается над ним?
- Во всяком случае, - сказал Клод, почувствовав себя оскорбленным, - не
думаю, чтобы у вас было основание упрекать меня в чем-либо.
Тут она не смогла удержаться и рассмеялась легким, нервным смешком.
- Ну конечно, нет, сударь, в чем мне упрекать вас?
Он продолжал рассматривать ее, раздираемыйпротиворечивымичувствами;
застенчивость и неопытность боролись в нем с боязнью показаться смешным. Что
она могла знать о жизни, этот большой ребенок? Ведь девушки, воспитывающиеся
в пансионах,знаютвсеилиничего.Тайнапробужденияплотиисердца
неисповедима, никто еще ее не постиг. Возможно, что пребывание вмастерской
художника и пугающая близость мужчины пробудили в ней не один толькострах,
но и чувственность?Теперь,когдаеестрахпрошел,некажетсялией
унизительным, что она боялась понапрасну? Ведь оннеобмолвилсяниодной
любезностью, даже пальцем к нейнеприкоснулся!Можетбыть,ееобидело
грубое безразличие мужчины, и хотя она ещенебылаженщиной,женскоеее
начало возмутилось; а теперь она уходила недовольная, взвинченная,бравируя
своим спокойствием, унося неосознанное сожаление о том неведомом иужасном,
что могло бы случиться, но не случилось.
- Вы,кажется,говорили,-спросилаонасерьезнымтоном,-что
извозчичья стоянка находится за мостом, на противоположной набережной?
- Да, в том месте, где растут деревья.
Она уже расправила банты, надела перчатки,нонеуходила,продолжая
оглядыватьсяпосторонам.
Взглядееостановилсянабольшомполотне,
повернутом к стене, и ей захотелосьегопосмотреть,ноонанерешалась
попросить об этом. Ничто ее больше не задерживало, но она медлила, как будто
отыскиваякакой-тозабытыйпредмет,испытываячувства,неопределимые
словами. Наконец она направилась к выходу.
Когда Клод открыл ей дверь, маленький хлебец,положенныйзапорогом,
упал в мастерскую.
- Вот видите, - сказал он,-вамнадобылопозавтракатьсомной.
Консьержка по утрам приносит мне хлеб.
Она еще разотказалась,покачавголовой.Нонаплощадкелестницы
обернулась в нерешительности. Снова веселая улыбка тронула еегубы,иона
первая протянула руку.
- Спасибо, большое спасибо!
Он взял эту маленькую, затянутую в перчатку руку всвоюперепачканную
пастелью лапищу. Так они постояли несколькосекунд,приблизившисьдругк
другу, в дружеском рукопожатии. Девушкапродолжалаулыбаться.Унегона
губах вертелся вопрос: "Когда я увижу вас снова?" Но стыд сковывал ему уста.
Подождав немного, она высвободила свою руку.
- Прощайте, сударь!
- Прощайте, мадмуазель!
Кристина, не оборачиваясь, спускалась по крутой лестнице соскрипучими
ступеньками, а Клод, резко повернувшись, хлопнул дверью и громко сказал:
- К черту всех женщин!
Он был взбешен, зол на самого себя, золнавесьсвет.Онходилпо
мастерской, отшвыривая ногойпопадавшиесянапутипредметыипродолжая
громко браниться. Как он был прав, не пуская к себе ниоднойженщины!Эти
негодницы всегда как-нибудь да одурачат вас! Кто может поручиться,чтоэта
девчонка, такая невинная с виду, не издевалась над ним? Ведь он поверил-таки
всем ее россказням. Теперь он вновь начал во всем сомневаться;что-что,но
вдова генерала - это ужчересчур!Даикрушениепоезда,ачегостоил
извозчик! В жизни ничего подобного не случается! А рот у нее какой...Даи
выражение лица, когда она уходила. Но с какой целью, зачем она врала?Такая
ложь не имеет никакогосмысла,необъяснима-искусстворадиискусства!
Сейчас она, наверно, смеется над ним!
Он схватил ширму и в ярости швырнул ее в угол.Убирайтуттеперьза
ней! Когда он увидел, что таз, полотенце, мыло - всестоитнаместе,его
обозлила неприбранная постель; с преувеличенной поспешностью он принялсяее
стелить, взбивая обеими рукамиматрасиподушку,которыеещесохранили
теплоту тела Кристины, и задохнулся от исходившего отнихчистогоаромата
юности. Чтобы прийтивсебя,онокунулголовувводу,но,вытираясь
полотенцем, он вновь вдохнул тот же нежный дурманящий ароматдевственности,
который разливался по всей мастерской и не давал ему покоя. Клод принялся за
шоколад, глотаяегопрямоизкастрюльки,непереставаяругаться:его
обуревала лихорадочная жажда деятельности, и, торопясь приступить кработе,
он запихивал в рот огромные куски хлеба.