И уж,верно, сама жизнь наградила Эллини
горделивой,безвысокомерия,осанкой,иизысканнойграцией,иэтой
меланхоличностью взгляда без малейшей искорки веселья.
Чуть больше блеска в глазах, тепла в улыбке, живости в мелодично-нежном
голосе,звучавшем музыкой вушах ее близких и слуг, и красота Эллин О'Хара
былабынеотразимой.В напевности ееговорабылапротяжностьгласных,
характерная дляжителей прибрежной Джорджии,и легкий французскийакцент.
ГолосЭллин никогдане повышался до крика--отдавалали она приказания
слугам или пробирала за шалости детей, -- но все обитатели Тары повиновались
емубеспрекословноимгновенно,преспокойноигнорируя громыимолнии,
которые привык метать ее супруг.
И всегда, с техпор как помнила себя Скарлетт,еемать была такой --
деятельной и невозмутимой среди всех ежедневных треволнений усадебной жизни;
укоряла она или поощряла, голос ее был неизменно мягок и тих, спина прямаи
дух несгибаем; она осталась такой даже послепотеритрехмалюток-сыновей.
Скарлетт ниразу невидела, чтобымать, сидявкресле,позволиласебе
откинутьсянаспинку. Ируки у неевсегда былизаняты рукодельем,если
толькоона не сидела заобеденным столом, или заусадебнымисчетоводными
книгами,или у постели больного. Иногда (вприсутствиигостей)это могла
быть изящнаявышивка, вдругой раз -- просто рубашка Джералда илидетское
платьице, требующее починки. А не то, так она шила одежду для слуг. И шла ли
она, шурша платьем, по дому, наблюдая за уборкой, заглядывала ли в кухню или
в мастерскую, где шилась одежда для негров,занятых на полевых работах,на
пальцеу нее всегда блестел золотой наперсток,а по пятам за ней следовала
девочка-негритянка, на которую была возложена обязанность носить за хозяйкой
шкатулкурозовогодеревасошвейнымипринадлежностями ивыдергивать из
готового шитья наметку.
Скарлетт никогданевидела, чтобы мать теряла самообладание или чтобы
ее туалет, независимо от времени суток, не был в безупречном состоянии. Если
Эллин О'Хара собиралась на бал, или в гости, или в Джонсборо для присутствия
насессиисуда,ее туалет обычно занимал неменее двухчасов и требовал
услуг двух горничных и Мамушки, но если возникала необходимостьдействовать
быстро, ее молниеносная готовность поражала всех.
Скарлеттвсвоейспальне,расположеннойнапротивматеринской,с
младенчества привыкласлышать на заре легкий торопливыйтопот босых ног по
деревянному полу, тревожный стук в дверь к хозяйке, испуганные, приглушенные
голоса, сообщавшие о начавшихсяродах, или о чьей-тоболезни, илисмерти,
приключившейсяв однойизбеленных известкой хижин. Не раз, подкравшись к
своейдвери,Скарлеттсмотрела вщелкуи видела,какмать,аккуратно
причесанная, в застегнутом навсе пуговицы платье, с медицинскойсумкойв
однойруке и высоко поднятой свечой в другой,появляетсяна пороге темной
спальни, откуда доносится мерное похрапывание отца.
И на еедетскую душусразунисходило успокоение,когдаона слышала
сочувственный, но твердый шепот матери:
-- Тише, не так громко.Вы разбудите мистера О'Хара. Никтонеумрет,
это не такая опасная болезнь.
Приятно былоснова забраться в постель иуснуть,сознавая,что мать
ушла туда, в ночь, и, значит, ничего страшного не случится.
Аутром,не дождавшись помощи ни отстарогодоктора Фонтейна, ни от
молодого,вызванныхкуда-тоеще,и проведяупостелироженицыилиу
смертного одра всю ночь. Эллин О'Хараспускалась, как обычно,в столовую к
завтраку.И еслипод глазами у неезалегли глубокие тени, то голос звучал
бодро, как всегда, и ничто не выдавалопережитого напряжения. Завеличавой
женственностьюЭллинскрываласьстальнаявыдержкаиволя, державшиев
почтительномтрепете весь дом -- и не толькослуги дочерей, нои самого
Джералда, хотя он даже под страхом смерти никогда бы в этом не признался.
Порой,перед отходом косну, Скарлетт,поднявшисьна цыпочки, чтобы
дотянутьсядо материнской щеки, смотрела нанежный ротЭллин,казавшийся
такимбеззащитным,на ее тонкую верхнюю губу и невольноспрашиваласебя:
неужелиэтотрот тоже когда-нибудь беспечноулыбалсяи вночнойтишине
шепотомповерялсвоидевичьисекретынаухоподружке?Этоказалось
невообразимым. Для Скарлетт Эллин всегда была такой, как сейчас, -- сильной,
мудрой опоройдлявсех, единственным человеком на свете, знающим ответна
все вопросы.
Но, конечно, Скарлетт была не права.ЭллинРобийяр изСаванныумела
беззаботноулыбатьсяизаливатьсябеспричиннымсмехом,каклюбая
пятнадцатилетняя девчонка этого живописного городка на берегу Атлантики,и,
каквсе девчонки,поверяла по ночам свои секреты подружкам -- все секреты,
кроме одного. Такбыловплотьдотогодня, когда некийДжералд О'Хара,
двадцатью восемью годами старше Эллин,не вошел в ее жизнь. И случилось это
в тот самыйгод, когда ФилиппРобийяр, еебеспутныйчерноглазыйкузен с
дерзкимвзглядом иотчаяннымиповадками, навсегда покинул городи унес с
собой весьмолодой жар ее сердца, оставивмаленькому кривоногому коротышке
ирландцу только восхитительно женственную оболочку.
Но Джералду, который, женившись на Эллин, не помнил себяот счастья, и
этогобыло довольно. И если какая-то частица ее души была мертвадля него,
он никогда от этого не страдал. Джералд был достаточно умен, чтобы понимать:
если он, небогатый ирландец, безродубез племени, взял вжены девушку из
самогобогатого и родовитого семейства на всемпобережье, -- это почти что
равносильно чуду. Ведь он был никто, человек, выбившийся из низов.
ДжералдО'ХараэмигрировализИрландии вАмерику,когдаему едва
исполнился двадцать один год.Отъезд был скоропалительным, как случалось не
раз и с другими добрыми ирландцами и до него и после.