-- И
если таму тебяхоть раз сорветсяс языка: "Язви егодушу!" или "Дуй его
горой!", ятутже продамтебясторгов. Ты видишь,я сам воздерживаюсь
теперь от таких выражений.
Джеймс и Эндрю, думалДжералд, глядишь, что-нибудьда присоветуют ему
по частиженитьбы. Быть может,у кого-нибудь из ихприятелей есть дочь на
выданье, отвечающаяеготребованиям,и онсоставитподходящуюдлянее
партию. Джеймс иЭндрювыслушали его терпеливо,ноничегоутешительного
предложитьнесумели.Родственников,которыемоглибыпосодействовать
сватовству,у нихв Саванне не было,таккак оба брата прибыли сюдауже
женатыми людьми.Адочери ихдрузей все успели выйтизамуж и обзавестись
детьми.
-- Ты человек небогатый и незнатный, -- сказал Джеймс.
-- Кое-какое состояниея себе сделал и сумею прокормить большую семью.
А на ком попало я и сам не женюсь.
-- Хочешь высоко залететь? -- сухо заметил Эндрю.
Всеже они сделали дляДжералда что могли. Джеймс и Эндрюбыли уже в
преклонных летах и нахорошем счету в Саванне. Друзейуних было много, и
оницелыймесяцвозилиДжералдаиздомав дом на ужины, натанцы, на
пикники.
-- Есть тут одна, -- признался в конце концов Джералд. -- Очень она мне
приглянулась. Ее, признаться, еще на свете не было, когда я здесь причалил.
-- Кто же эта особа?
-- Мисс Эллин Робийяр,-- с деланной небрежностью отвечал Джералд, ибо
взгляд темных миндалевидных глаз этой девушки проник ему в самое сердце. Она
очаровала его сразу, несмотря на странное, казалось бы, для пятнадцатилетней
девушкиотсутствиерезвостии молчаливость. Ибылавеелице какая-то
затаенная боль, так разбередившаяему душу, что ни к одному живому существу
на свете он еще не проявлял столь участливого внимания.
-- Да ты же ей в отцы годишься!
-- Ну и что, я еще мужчина хоть куда! -- воскликнул чрезвычайно задетый
этими словами Джералд.
Джеймс спокойно разъяснил ему:
-- Послушай, Джерри. Во всейСаванне не сыщется более неподходящей для
тебяневесты. Ведьэтот Робийяр, ее отец, -- он француз, а они все гордые,
как сатана. И ее мать -- упокой, господи, ее душу -- была очень важная дама.
--А мненаплевать,-- сказалДжералд. -- Мать ее,кстати,ужев
могиле, а старику, Робийяру, я пришелся по душе.
-- Как мужчина мужчине -- может быть, но только не как зять.
-- Да идевушканикогда за тебяне пойдет, -- вмешался Эндрю. -- Она
вот ужегодкак сохнет по этомуповесе, Филиппу Робийяру, ее кузену, хотя
вся семья денно и нощно уговаривает ее перестать о нем думать.
-- Он уже месяц как уехал в Луизиану, -- сказал Джералд.
-- Как ты это узнал?
--Узнал,--короткоответилДжералд,не желая признаваться,что
источником этих ценных сведений был Порк,и умолчав также о том, что Филипп
уехал лишь по настоянию родителей.
-- Не думаю, чтобы она так уж была в него
влюблена -- это у нее пройдет. Какая там может быть любовь в пятнадцать лет.
--Всеравноонискореесогласятсявыдатьеезаэтого
головореза-кузена, чем за тебя.
Словом,Джеймс и Эндрю были поражены не менее всех других, когда стало
известно, что дочь Пьера Робийяра выходит замуж за этого маленького ирландца
из Северной Джорджии. В домах Саванны шептались и судачили по адресу Филиппа
Робийяра, отбывшего на Запад, но пересуды пересудами, а толкомникто ничего
не знал, и для всех оставалось загадкой, почемусамая красиваяиздевочек
Робийяр решила выйти замуж за шумного краснолицего ирландца, роста едва-едва
ей по плечо.
Даи сам Джералд не очень-то хорошобыл осведомлен о том, как все это
произошло.Онпонимал одно: чудо все-такисвершилось. И впервыевжизни
ощутилсовершенно несвойственные ему робость и смирение, когда Эллин, очень
бледная, очень спокойная, легко прикоснувшись рукой к его руке, произнесла:
-- Я согласна стать вашей женой, мистер О'Хара.
Пораженное как громом этой вестью все семейство лишь отчасти прозревало
истинную подоплекуслучившегося, и только Мамушказнала о том,как Эллин,
проплакаввсю ночь навзрыд, словноребенок, наутрос твердостьювнезапно
повзрослевшей женщины объявила о своем решении.
ИсполненнаямрачныхпредчувствийМамушкапередала ейвтотвечер
небольшойсверток,присланный из НовогоОрлеана,садресом,написанным
незнакомойрукой.Эллинразвернуласверток, вскрикнула и выронила из рук
медальон сосвоим портретомнаэмали. К медальонубыли приложенычетыре
письма Эллинкеекузену и краткое посланиенью-орлеанскогосвященника,
извещавшееосмерти Филиппа Робийяра, последовавшейврезультате драки в
одном из городских баров.
--Этоони заставилиего уехать -- отец, Полин и Евлалия. Я ненавижу
их.Всехненавижу. Видетьих не могу. Я уеду отсюда.Уеду, чтобы никогда
больше их не видеть! Уеду из этогогорода,где все будет вечнонапоминать
мне о... о нем!
Ночьуже близилась к рассвету, когда Мамушка, тоже проливавшая горючие
слезы, гладя темноволосую головку хозяйки, сделала робкую попытку возразить:
-- Бог с вами, голубка! Негоже это!
-- Я уже решила! Он хороший, добрый человек! Я выйдуза него замуж или
приму постриг в чарльстонском монастыре.
Именно эта угроза и вынудила в конце концов растерянного, убитого горем
Пьера Робийяра дать согласие на брак. Дляубежденного пресвитерианина, хотя
ипроисходившегоиз католическойсемьи,брак дочери сДжералдомО'Хара
представлялся все же менее страшным, чем принятие ею монашеского обета. Если
не считать того, что жених-человекбез роду безплемени, во всем остальном
он был не так уж плох.
И вот Эллин, теперь уже ЭллинО'Хара, покинула Саванну, чтобыникогда
сюдаболееневозвращаться,ив сопровождениисвоегонемолодого мужа,
Мамушки и двадцати слуг-негров прибыла в Тару.