– Я лучше пойду.
– Куда же вы пойдете? – спросил Эогиппус. – Даже если единорог, которого вы преследовали, и в самом деле Лютик, вы все равно не сможете отыскать его след в такую пургу.
– Знаю. Думаю, мне остался лишь один возможный способ действий – найти телефонную книгу.
– Зачем?
– Мне надо разыскать полковника Каррутерса, если он живет в Манхэттене.
– А какое отношение Каррутерс имеет к Лютику? – осведомился Эогиппус.
– Ни малейшего. Но поблизости он вроде бы единственный эксперт по единорогам – во всяком случае, единственный из тех, о ком я знаю. – Мэллори на миг задумался. – Если объявится Мюргенштюрм, скажите ему, пусть выяснит адрес Каррутерса и нагонит меня там.
– Я с вами, – решительно заявил Эогиппус. – Вы тут чужак, вы рискуете потерять не один час на одни лишь поиски телефонной книги, не говоря уж о том, чтобы отыскать этого полковника Каррутерса.
– Мне придется тебя понести, – сказал Мэллори, наклоняясь, чтобы взять крохотное животное на руки. – Снег тебе выше головы.
– Но мне‑то он не выше головы! – возразила рослая гнедая лошадь в дальнем конце конюшни. – Я могу везти вас обоих.
– Нет, – возразил сивый мерин. – Их повезу я.
– Тихо! – гаркнул вороной, наклоняя голову, чтобы зубами открыть щеколду двери своего стойла. – Их повезу я.
– Я думал, ты меня ненавидишь, – заметил Мэллори, когда конь приблизился к ним.
– Так и есть, – холодно откликнулся тот.
– Тогда почему?..
– Чтобы распалить свой гнев. Кроме ненависти, у меня ничего не осталось, а ненависть, как и любовь, нуждается в постоянном подкреплении.
– Что ж, если начнешь скользить и спотыкаться, неустанно тверди себе, что ненавидишь Гранди еще больше.
Мэллори открыл дверь, поставил Эогиппуса на возвышение, вскарабкался туда сам и осторожно уселся на вороного.
– Что ж, на радость или на беду, пора в дорогу, – молвил Мэллори, и вороной вышел на улицу, где хлесткий ветер и вихрящийся снег мгновенно ослепили их.
– Держись за мою гриву, – сказал вороной, переступая порог.
– Но ты ведь не собираешься бежать в этом месиве, а? – с опаской поинтересовался Мэллори.
– Тебе ведь важно выиграть время, разве не так?
– Добраться до места целым и невредимым не менее важно, а я еще ни разу не ездил на неоседланной лошади.
– Тогда тебе придется научиться, не так ли? – с нотками удовлетворения в голосе заявил вороной.
– Земля совсем обледенела. Ты опять повредишь себе ноги.
– Я буду лелеять свою боль. Она будет напоминать мне о тебе.
– А твое имя, часом, не Пролет? – саркастически полюбопытствовал Мэллори.
– Имя мне, – отрезал вороной, – легион. И сорвался на бег. Мэллори, держа Эогиппуса под мышкой, отчаянно вцепился закоченевшими пальцами в заснеженную вороную гриву, а его черный плащ развевался на ветру, как громадная крылатая тварь.
Глава 6
Полночь – 00.27
Дрожащий Эогиппус стоял в снегу, пока Мэллори, привалившись к стенке будки, поспешно перелистывал телефонную книгу.
– Ну как, есть Каррутерс в списке? – поинтересовался конек.
– Полковник В. Каррутерс, – зачитал Мэллори. – Вряд ли их может быть двое.
Выудив из кармана монету, детектив опустил ее в щель автомата и набрал номер, но через несколько секунд объявил:
– Не отвечает.
– Наверное, празднует Новый год, – предположил Эогиппус. – Как там насчет адреса?
Мэллори снова заглянул в книгу.
– Улица Уныния, 124, – сообщил он, нахмурившись. – Что‑то я о такой не слыхал.
– Это между Леностью и Отчаянием, – сказал вороной.
– Это такие улицы? – уточнил Мэллори.
– Да, в этом Манхэттене.
– А ты бывал на улице Уныния?
– Я таскал похоронные дроги, – кивнул вороной, – после одной из устроенных Гранди эпидемий чумы.
– Похоронные дроги?
– Гранди ставит на большие числа, – угрюмо бросил Эогиппус.
– Да уж, пожалуй, – согласился Мэллори, положил Эогиппуса на холку вороного и неуклюже вскарабкался следом, затем прижал Эогиппуса к груди и обвил черную гриву вокруг пальцев правой руки. – Ладно, поехали.
Вороной затрусил через бескрайнее белое поле, в которое превратился Центральный парк, словно светившееся во мраке мерцающим, переливчатым светом. Проехав четверть мили, Мэллори обратил внимание, что по белому полю там и тут расставлены странные фигуры.
– Это что еще за черт? – спросил он, указывая на самую крупную.
– Это не черт, а снежная баба, – ответил Эогиппус.
– Ни разу в жизни не видел ничего подобного!
– Вернее, на самом‑то деле это снежная горгона.
– У какого‑то ребенка чертовски буйное воображение, – прокомментировал детектив.
– Да, – согласился миниатюрный конь. – Ступни должны быть гораздо крупнее.
– Ты хочешь сказать, что в этом мире действительно существует нечто подобное?
– Разумеется, – подтвердил Эогиппус.
Снежные творения становились все более и более замысловатыми, достигнув кульминации в снежной крепости, которая вполне могла бы приютить целый батальон.
– Чудесная работа, – отметил Эогиппус. – Обратите внимание, что все кирпичи сделаны изо льда. Держу пари, что подъемный мост работает по‑настоящему.
– А кто мог их построить? – полюбопытствовал Мэллори, озираясь в поисках хоть одного живого существа. – Снег‑то идет всего минут двадцать – тридцать.
– Кто знает? – тряхнул гривой конек. – Не лучше ли наслаждаться их красотой, пока они не растаяли?
– Пребывание в неизвестности для меня мучительно, – признался Мэллори. – Наверно, потому‑то я и стал детективом.
– Они не станут менее прекрасными оттого, что вы не знаете, кто их сотворил.
– Нет, для меня станут, – заупрямился Мэллори.
– Филистер! – проворчал вороной.
Мэллори решил больше не углубляться в тему и вновь сосредоточил внимание на снежных скульптурах – частью изящных и кристально‑ясных, частью явившихся прямиком из его ужаснейших кошмаров. Тут и там предприимчивые работники рекламы бросались в снег, чтобы потешить свои творческие инстинкты: детальнейшим образом сработанные снежные мужчины и женщины демонстрировали тщательно скроенные смокинги, халаты, бюстгальтеры и туфли, причем каждый предмет одежды был снабжен выставленным на первый план ярлыком с указанием цены и адресом магазина, а торговец антикварными автомобилями даже воспроизвел «Дюзенберг» и «Такер» во всех деталях, вплоть до водителей, облаченных в костюмы соответствующих периодов.
– Ну, каково ваше мнение? – спросил Эогиппус, когда они миновали еще один замок.
– Пока не решил. Никак не разберусь в себе. Половина моего рассудка твердит, что это обворожительно.