Осмотрительность-хорошая штука, но чрезмерная осторожность - не губительна ли она для науки? Никакого рецидива прошлого здесь нет. Просто сделан решительный шаг. Не может быть стопроцентной безопасности, когда утверждается новое открытие. Великое открытие! Вот и все.
- Ты нас оглушил, Улисс, но не убедил, - сказал Греков. Чрезмерная осторожность - пустые слова. Есть разумная осторожность - это когда ученый всесторонне взвешивает последствия предполагаемого эксперимента.- Торопимся, вечно торопимся, - проворчал Баумгартен, недавно избранный в Совет.
Я плохо слушал выступления других членов Совета. Все они говорили, что Борг не имел права на такой опыт. И еще что-то - о воспитании молодых пилотов...
Вот как все обернулось. Но что с Феликсом? Ведь его вызвали на Совет, а он не явился. На видеофонный вызов не отвечает. Уж не заболел ли? С него ведь станется - совершенно не следит за собой.
- После Совета полетим к Феликсу, ладно? - шепнул я Робину, сидевшему рядом.
- Не мешай слушать, - ответил он.
Теперь говорил Стэффорд. Ну конечно, проблема перенаселения, любимая тема. Через столетие на Земле станет тесно...
Робин понял, что я сейчас не выдержу, прерву оратора. Он положил мне руку на колено, я услышал его менто: "Молчи!"
- ...Именно это привлекает меня в поразительном открытии Феликса и оригинальном конструктивном решении Борга...
Тут я навострил уши.
- Конечно, это дело отдаленного будущего, но на то мы и Совет перспективного планирования, - продолжал, слегка картавя, Стэффорд. - И, пока специалисты изучают материалы этого дерзкого эксперимента, мы, я думаю, вправе очертить некоторые контуры. Итак: в случае абсолютной надежности этого... м-м... способа космических сообщений, можно себе представить, что Земля отправит корабли... корабли с добровольцами в Большой космос. Разумеется, поиск планет, пригодных для жизни, в иных звездных системах предполагает длительную разведку... м-м... разведку в направлениях наибольшей вероятности... - Стэффорд вдруг улыбнулся добродушно и несколько смущенно. - Я не освоился еще с мыслями такого рода, потому, наверное, и заикаюсь...
Тут на него набросился Баумгартен со своим нестерпимым пафосом. И я позавидовал умению Стэффорда доброжелательно выслушивать любую чушь. Вообще было приятно смотреть на Стэфа Меланезийского и на голубые ели, которые слегка раскачивались за широкими окнами, залитыми мягким сиянием майского дня; Может быть, то, что выкрикивал неистовый Баумгартен, и не было чушью, - не знаю. Как для кого. Рука Робина все еще лежала у меня на колене, я спихнул эту благоразумную руку. Ладно. Будь что будет, я не стану вмешиваться. По крайней мере, сегодня, сейчас.
Наконец заседание подошло к концу. Уже все устали. Я видел, как Греков кинул в рот таблетку витакола. Усталость, однако, не смягчила членов Совета: единогласно проголосовали за исключение Борга. Борг тоже голосовал "за".
Потом было решено обратиться в Управление космофлота с предложением обсудить на общем собрании "беспримерное нарушение дисциплины двумя молодыми пилотами..." Это о нас с Робином. Все голосовали "за". Кроме Борга - он, как видно, уже считал себя исключенным из Совета.
И еще было принято решение увеличить материальные и технические возможности исследований в области хроноквантовой физики по методу Феликса Эрдмана, а также рассмотреть на ближайшем заседании Совета вопрос о строительстве опытного корабля-синхронизатора времени-пространства. Все голосовали "за". Кроме Баумгартена. Упрямец голосовал "против".
Мы вышли из здания Совета на Площадь мемориалов. Люблю эту площадь, просторную и зеленую. Пересекаясь на разных уровнях, бесшумно бегут трансленты. Среди голубых елей высятся памятники людям и событиям.
Огромные экраны визоров на площади уже погасли.
Зрители, смотревшие заседание Совета, расходились и разъезжались. Многие, проходя мимо, улыбались нам с Робином и приветственно махали руками.
- Привет отчаянным пилотам! - слышали мы.
- Здорово вам всыпали, ребята, но ничего, в следующий раз будете умнее.
- Им что - целехонькие. Боргу, бедняге, досталось...
- Алло, мы студенты из медицинского. Мы вас поддерживаем!
Ко мне подскочил юнец в желтой куртке, состоящей из сплошных карманов.
- Улисс, помнишь меня?
Где-то я видел этот ехидный рот и насмешливые глаза. Ах, да! Он шел по кольцевому коридору, набитому беженцами, и нарочно задевал ботинками рюкзаки...
- Бен-бо! - сказал я. - Как поживаешь... - Я замялся, потому что не мог припомнить, как его звали.
- Всеволод. Решил оставить родительское.
- И правильно сделал.
Я хлопнул его по плечу и пошел дальше, но он снова окликнул меня:
- Улисс, я поступаю в этом году в Институт космонавигации...
- Зря, - сказал я, - ничего там нет хорошего.
- ...и когда ты полетишь в звездный рейс, - продолжал он, пропустив мимо ушей мое замечание, - ты возьми меня третьим пилотом. Я ведь успею к тому времени кончить, верно?
- Ты успеешь к тому времени стать толстым румяным старцем.
- Бен-бо! - воскликнул он. - Так ты не забудь, Улисс. Старые знакомые все-таки.
Он засмеялся и исчез.
Где же Андра? Обещала ждать у памятника Циолковскому, а сама... Вот она! Бежит, стучит каблучками, и опять на ней лирбелон переливается цветами, которых не сыщешь в природе, и опять новая прическа.
- Уф! - выдохнула она. - Не хотела опаздывать, но встретила одного знакомого...
- Этого... надежду этнолингвистики? - спросил я.
Андра хихикнула, пожав плечиками.
- Вижу, он на тебя произвел впечатление. Нет, я встретила друга отца, он недавно прилетел из Индии.
- Кто, отец?
- Нет, отец прилетит в конце лета... Я слышала твое выступление, Улисс. У тебя был такой вид, будто ты сейчас бросишься и растерзаешь Грекова.
Я сделал зверское лицо, растопырил пальцы и, рыча, пошел на Андру.
- Ой-ой, перестань, страшно! - засмеялась она. - Робин, что же ты не спасаешь меня?
- Я устал, - сказал Робин. - В течение всего заседания я придерживал этого максималиста - так, кажется, тебя назвали? - придерживал за фалды. Я устал и иду отдыхать.
- Никуда ты не пойдешь, - сказал я. - Сейчас мы заберемся на трансленту и поедем навестить старика Феликса.
- Поезжайте без меня. Отец просил сегодня побыть дома. Должен же я иногда посещать родительский дом.
- Ну, как хочешь, - сказал я. - Родительский дом, конечно, надо посещать.
Робин посмотрел на меня.
- Дед хочет со мной поговорить, - сказал он. - Чего-то он болеет последнее время. До свиданья, Андра. Улисс, пока.
В институте Феликса не оказалось. Молодой его сотрудник, губастый парень, сказал, что с Феликсом совсем не стало сладу, никто не понимает, чем он занимается, но скорее всего ботаникой.
- Ботаникой? - изумился я.
- Ага, ботаникой.
Он потащил нас в личную лабораторию Феликса и показал ботанический микроскоп и какие-то срезы, залитые пластилоном. На прощание он спросил, как я перенес безвременье, и тут набежала целая куча других сотрудников, и началась чуть ли не пресс-конференция. Я отбивался как умел, ссылался на показания датчиков, которые гораздо лучше зафиксировали наши ощущения в режиме безвременья, чем органы чувств, но ребята наседали и забрасывали вопросами. Мне даже пришлось нарисовать по памяти призраки и крепко поспорить относительно "материала", из которого они были сделаны.
Ребята гурьбой проводили нас с Андрей до газонов перед институтским зданием. Они шумели и уговаривали Андру бросить лингвистику и идти к ним в институт, потому что у них, мол, нехватка красивых девушек. Один нахальный тип, по-моему, даже пытался назначить Андре свидание, и мне пришлось оттереть его и вообще быть начеку.