А после того случая на Венере мама решила, что хватит с нее кочевой жизни.
- Они разошлись с отцом?
- Когда Том Холидэй сказал, что приглашен в комиссию Стэффорда и собирается снова на Венеру, мать просто пришла в отчаяние. Не могу тебе передать, какая разыгралась сцена. Отец согласился остаться. Но перед самым отлетом комиссии... в общем, он ничего не мог с собой поделать, так уж он устроен. И мама сказала, чтобы он не возвращался...
Андра всхлипнула.
- Не плачь. Может, все еще наладится. Отцу надоест кочевать, и он вернется. Ты же говоришь, он приедет в конце лета. Не плачь.
- Уже не плачу. - Она прерывисто вздохнула.
- Вот и умница.
Потом я сказал:
- Теперь понятно, почему твоя мама так ко мне относится. Она хочет предотвратить повторение своей судьбы. Я ведь тоже... веду не оседлый образ жизни.
Андра промолчала.
- Похоже, она меня ненавидит, - сказал я.
- Просто она напугана и никак не может забыть ту венерианскую историю.
- Венерианскую историю? Но я-то при чем? - И тут у меня мелькнула догадка. - Постой, постой... Ее тревожит, что я сын примаров?
- Да.
- И она боится, что я... Андра, это не так! Я себя проверил! Клянусь, ничего такого во мне...
- Не надо, Улисс, - быстро сказала она. - Я ничего не боюсь.
- Андра... - Мне хотелось без конца повторять ее имя. Андра, знаешь что? Я уйду из космофлота. Найду себе другое занятие. Всегда будем вместе.
- Нет, Улисс. Такую жертву я не приму. Ты пилот. А пилоты должны летать. На то они и пилоты...
Глава одиннадцатая
ЧЕРТЕЖИ МЕЧТЫ
Из космофлота я, конечно, не ушел. Нас с Робином перевели на линию Луна - Юпитер, и мы ушли в рейс с группой планетологов. Мы высаживались на спутники этой гигантской планеты. На Ио и Ганимеде поставили новые автоматические станции. Исследователи оказались отчаянными ребятами, все они были ярыми сторонниками быстрейшего заселения больших спутников Юпитера и неутомимо искали подтверждения своим доводам. Один из них, Олег Рунич, особенно нервировал нас. Он был убежден, что в глубинах океана Юпитера существует замкнутая органическая жизнь, и так и лез в десантной лодке поближе к атмосфере планеты, чтобы испытать какой-то необычайно чувствительный прибор - регистратор биомассы.
Словом, у нас было много хлопот с планетологами. Но когда мы их удерживали, ссылаясь на коварство Ю-поля, они возражали, ссылаясь на наш знаменитый экспериментальный полет вне времени.
Беспокойный это был рейс. И когда мы наконец благополучно возвратились на Луну, я почувствовал необходимость разрядки.
Нам с Робином дали двухмесячный отпуск. Я, разумеется, собрался с ближайшим рейсовым на Землю. Робина отец уговорил остаться на Луне.
- Хочет, чтобы я ему помог обработать какие-то вычисления на Узле связи, - сказал Робин.
- Нет, - сказал я, - хочет привязать тебя к Узлу семейным узелком. Договаривай уж до конца.
- Похоже, - согласился он. - Особенно Дед настаивает.
- Ну как же! Династия Грековых - космических связистов. Ты бы женился, Робин. Династия так уж династия. - Преемственность надо обеспечить, чтобы дело не заглохло.
- И женюсь, - сказал Робин своим невозмутимым тоном. Одному тебе, что ли, можно?
Андра встретила меня в космопорту. Повисла у меня на шее, шепнула:
- Обещал носить на руках - так неси!
Недолго думая я подхватил ее, смеющуюся, на руки и понес сквозь толпу. На площади перед зданием космопорта Андра высвободилась. Озабоченно поправила прическу, потом критически оглядела меня и, найдя, что я порядком обносился, потащила в ближайший рипарт.
Мне доставляло неизъяснимое удовольствие подчиняться ей во всем. В зеркале рипарта я увидел на своем лице незнакомую улыбку - благодушную и туповатую.
Странное дело - я никак не мог согнать ее с лица, она все время возвращалась, я чувствовал это. Так я и сидел с этой улыбочкой дома за столом, попивая кофе и заедая яблочным пирогом и очередными грандиозными проектами из области этнолингвистики. Потом мы взяли машину и укатили к морю, и я, блаженно улыбаясь и закрыв глаза, лежал на теплом песке в дюнах, и Андра натерла меня какой-то новой мазью, предохраняющей от ожогов. От шершавых, нагретых солнцем сосен шел отличный смолистый дух. Мы надели маски и ласты и, включив дыхательные аппараты, надолго ушли под воду, и плавали, и бродили, взявшись за руки, среди леса водорослей. А потом опять лежали на песке и смотрели, как закатное красное солнце погружается в море.
Наверное, это и было счастье.
Дни стояли сказочные - тихие солнечные дни начала сентября. По утрам я отвозил Андру в Веду Гумана, а к концу занятий приезжал за ней. Все с той же благодушной улыбкой я ожидал ее в вестибюле, и она сбегала по лестнице в неизменном сопровождении двух-трех юных гуманитариев, и я, улыбаясь, оттирал эскорт плечом. Гуманитарии умолкали на полуслове и несколько ошарашенно смотрели, как я усаживал Андру в машину. Моя жена, высунувшись из окошка, докрикивала им окончание разговора, но я включал первую скорость. Андра сердито поворачивалась ко мне:
- Как не стыдно, Улисс! Ты ведешь себя как маленький...
Выговор разбивался о мою улыбку. Я посылал ей менто: "Люблю".
- В конце концов, просто невежливо, - не сразу сдавалась Андра.
"Люблю", - твердил я.
Ничто на свете, кроме нее, меня не интересовало. Даже читать было неохота. Стоило Андре выйти из комнаты, как я вскакивал и шел за ней. Я просто не выносил ее отсутствия.
На второй день Андра сказала:
- Вечером мы поедем к матери. - И, предупреждая мои возражения, быстро добавила: - Мама как будто примирилась.
- А что ей оставалось? - буркнул я.
- Будь повежливее и не вздумай торопить меня домой, сказала Андра. - У мамы сейчас очень трудная полоса.
"Трудная полоса". Я восхищенно смотрел на свою жену. Мне ужасно нравился ее голос и все, что она говорила, каждое слово.
- Отец недавно говорил с ней...
- Он приехал?
- Нет. У него самый разгар работы, и он умолял маму прилететь к нему в Индию.
- А она что?
- Раздумывает.
Ронга встретила меня не то чтобы холодно, но сдержанно. Я внутренне поежился от ее испытующего взгляда. Андра что-то рассказывала о своих лингвистических делах, а Ронга в упор смотрела на меня. Она как бы спрашивала: "Могу я доверить тебе свою дочь? Ведь у меня нет никого дороже Андры..."
Потом налила в бокалы шипучего вина. Я взял свой и сказал, обращаясь к Ронге:
- Будь счастлива, старшая.
- Что говорить обо мне, - ответила она, и мне показалось, что голос ее звучит мягче. - Будьте счастливы вы с Андрой.
Андра вскочила, обняла мать:
- За нас с Улиссом, мамочка, не беспокойся. Мы пьем за тебя и... за папу.
Я думал - грянет гром. Нет, обошлось. Ронга только головой покачала и пригубила вино.
Но, как видно, ее все еще одолевали сомнения.
- Улисс, про тебя стали часто писать в газетах. Ты что же, намерен повторить тот полет?
- Если повторение и состоится, то очень не скоро, - ответил я.
- На днях передавали интервью с Боргом. Насколько я поняла, начато проектирование корабля с этим... каким-то странным двигателем.
- Хроноквантовым. Знаю.
Ронга помолчала. Ожидала, наверное, не разовью ли я тему. Но я потягивал вино, поглядывал на Андру. И хотелось мне одного - поскорее очутиться дома.
- Надеюсь, теперь, - Ронга подчеркнула это слово, - теперь ты с большей ответственностью будешь обдумывать свои шаги.
И я ответил солидно, как и полагается семейному человеку:
- Ну, еще бы!
Андра тихонько прыснула в ладошку.
Да, я знал, что Борг начал проектировать корабль, об этом мне еще в Селеногорске рассказали.