- Треклятый мажордом ходит за мной с утра до вечера!
- Он втянул что-нибудь важное? - спросил я, мне стало жаль Феликса. - Погоди, сейчас я его распотрошу, и мы выудим твою пленку, пока он ее не переварил.
- Не надо. - Феликс махнул рукой. - Все равно этот вариант мезо-отрицателен. Я рассчитаю новый.
Тут я вспомнил про машину в полутемной комнате.
- Тебя разыскивает эта вертящаяся штука, - сказал я. И добавил для ясности: - Ирг-восемьдесят. Она... или оно ищет тебя и ругается.
- Да ну ее, надоела! - сказал Феликс. - Борговские штучки... Ладно, пойду посмотрю, чего ей надо.
И, не закончив стирать формулы со ступенек, он, побежал вниз.
Я посмотрел ему вслед. Славный он малый, только очень уж... как это по-русски... не от мира сего.
В руке у меня был зажат обрывок пленки. Формулы, формулы, все незнакомые, какой-то график, две-три рожицы. А это что? Я удивился: дальше было жирно написано красным "Андра". "Что еще за новости?" - подумал я. Впрочем, мало ли Андр на свете.
Я зачастил в конструкторское бюро. Было интересно наблюдать, как рождается проект. Главными узлами корабля занимался Борг. Конструкции, которые он обдумывал, воспроизводились на электронном экране, и камера фотографировала те варианты, которые он считал приемлемыми. Вспомогательные узлы и системы проектировали помощники Борга. Вычислительные машины и автоматы-деталировщики довершали работу и в свою очередь предлагали оптимальные варианты.
Ровно в двенадцать раздавался звонок. Борг выключал конструкторский пульт. Лицо его как бы разглаживалось, принимало обыкновенное простецкое выражение. Он заглядывал в комнату конструкторов и отдавал команду:
- Кончай работу. Все на речку!
Гинчев протестовал. Нервно почесывая кончик носа, он заявлял, что не может бросить работу, не додумав мысль до конца.
- Ну, как хочешь, - благодушно ронял Борг. - Только учти: когда бог создавал человека, он не дал ему запасных частей. Протезы придумали позже. Или тебе хочется получить протез вместо мозга?
Можно было позавидовать умению Борга выключаться. Он плавал в речке, бродил по окрестностям, избегая дорог и тропинок, и охотно поддерживал разговоры на любую тему, но только не о проектировании корабля. В три часа занятия возобновлялись. Борг просматривал варианты и спорил со своими помощниками. Он с хищным видом накидывался на готовые листы, мазал по ним цветными карандашами и отдавал на переделку. Гинчев горой стоял за варианты, подсказанные машинами, он кипятился и ехидничал, но Борг упрямо гнул свою линию, и переубедить его было нелегко.
- Как тебе удалось, старший, - спросил я его однажды, пробить через Совет строительство этого корабля?
- Кораблей, - поправил Борг. - Их будет два. Два неразлучных друга. Хроноквантовые Орест и Пилад. Филемон и Бавкида. Улисс Дружинин и Робин Греков. - Он подмигнул мне, как первокурсник, желающий показать, какой он свойский парень. Как я пробил? Да вот так и пробил - с перевесом всего в один голос. Мне, видишь ли, помогло, что я теперь не член Совета: меньше ответственности, больше настырности... Спасибо тебе, пилот.
- За что? - удивился я. - За то, что тебя исключили из Совета?
- Че-пу-ха, - сказал Борг раздельно. - Тут другое. Мне сильно повезло в том, что ты оказался везучим. - Он усмехнулся, глядя, как я, ничего не понимая, хлопаю глазами. Видишь ли, расчеты расчетами, а вероятность опасности была оценена неточно. Недаром я сам хотел лететь.
- Старший, не говори загадками! - взмолился я.
- Ладно. Слушай, пилот. Мы подвергли материалы твоего полета дотошному анализу и убедились, что вы с Робином были на волосок от того, чтобы... как бы популярнее... чтобы застрять вне времени, вернее - в безвременье... в общем, перестать существовать. То, что вы возвратились, можешь рассматривать как некую флюктуацию вероятности.
- Флюктуация, - повторил я невольно, а самого продрало холодком до костей при мысли о безвременье, которое и представить себе нельзя... о мертвом корабле... о призраках, этих вечных скитальцах, таинственных "летучих голландцах" космоса...
Да, да, я очень везучий. Я прошел на волосок от жуткой бездны, я не сгинул, и у меня есть Андра. Ух, до чего я везучий!..
Сбылась удивительная мечта: по вечерам в моем доме бойко стучали каблучки, были освещены все окна, и за столом усаживалось со смехом и шутками человек восемь-десять, и расторопный мажордом только успевал поворачиваться. Я все посматривал на Андру - сияющую, оживленную. Она с удовольствием входила в роль хозяйки дома. Она учила Гинчева варить кофе по-перуански и очень убедительно доказывала, что только этнолингвистика может дать удовлетворение человеку ищущему и пытливому, и безудержно хохотала, когда Борг принимался рассказывать смешные истории.
И только Феликс, как мне казалось, ее смущал.
Он сидел, молчаливый и углубленный в свои мысли. Тщетно мы пытались расшевелить его, разговорить, засадить за шахматы. Как-то раз Андра решительно подступила к нему.
- Выпрямись, - сказала она. - Попробую тебя причесать.
Феликс послушно выпрямился на стуле, и Андра глубоко погрузила руки в его заросли.
- Да он вполне ручной, - удивился Борг. - А говорили, будто никого не подпускает к своим кудрям.
Причесать Феликса не удалось: одна за другой поломались у Андры две расчески. Ну и посмеялись мы тогда, а Феликс улыбался, кротко щурясь! Я подумал, что он похож на одичавшего котенка, которого невзначай погладили по голове.
Глава двенадцатая
РАЗГОВОРЫ ЗА ВЕЧЕРНИМ СТОЛОМ
В тот вечер мы всей компанией сидели в гостиной конструкторского бюро перед экраном большого визора. Передавали соревнования по подводному плаванию и полетам над водой с пристежными крыльями. Такие передачи смотреть приятно - ты сам как бы паришь над волнами и встречный ветер посвистывает у тебя в ушах. А потом ты плывешь среди кораллового леса, и это тоже неплохо.
Андра накануне мне сказала, чтобы я поменьше на нее глазел: "Ну как ты не понимаешь, Улисс, это ведь производит смешное впечатление, когда ты все время смотришь и улыбаешься вот так". Она изобразила мою туповато-благодушную улыбку и сама засмеялась.
Ладно. Если уж смотреть не на Андру, то - на полеты над водой. Вот я и смотрел.
Гинчев бурно переживал перипетии соревнований - вскакивал, вскрикивал и почесывал кончик носа. Борг, по своему обыкновению, возился с микроманипуляторами, микроэлементами и прочей мелочью, которую обожают вертеть в руках конструкторы, и посмеивался над эмоциями Гинчева. Нонны, розовощекой конструкторши, сегодня с нами не было - она уехала встречать Леона Травинского. Они с Леоном были друзьями еще со школьных времен.
Я смотрел на экран и вдруг ощутил, что мне посылают менто. Его смысл был непонятен, но я чувствовал: мне прямо-таки сверлили затылок. Я оглянулся. Сзади в кресле у двери сидел Феликс и смотрел не то на меня, не то на экран - никогда ведь не поймешь, куда он смотрит и что, собственно, видит. Я сосредоточился и направил ему менто: "Не понял, о чем ты спрашиваешь". Феликс не ответил. Он медленно опустил лохматую голову, ссутулился, и вообще вид у него был какой-то больной.
Сегодня днем, когда конструкторы в перерыв прохлаждались на речке, я слышал, как Борг ворчал, что с Феликсом не стало никакого сладу. Где-то он, Феликс, бродит, не отвечает на видеофонные вызовы, и машина, рассчитывающая по его алгоритмам варианты совмещения времени-пространства, нервничает, если можно так выразиться о машине.