Лавки закрывались одназа
другой, соседи шли спать, и в окнах верхнихэтажейтамисямвспыхивали
огоньки. Но вот и они гасли илиуступалиместомерцающейсвече,которая
будет гореть до утра. Лишь невдалекеизоднойлавкивсеещепадалина
мостовую красноватые блики... в ней было, наверно, так светло, уютно! Но вот
и она закрывалась, свет потухал,улицаумолкала,мрачнела,итишинуее
нарушали только шаги случайных прохожих или громкий стук в дверь усоседей,
когда кто-нибудьизних,противобыкновения,поздноприходилдомойи
старался разбудить крепко спящих домочадцев.
В поздний ночной час (такужповелосьзапоследнеевремя)девочка
закрывала окно и бесшумно спускалась полестнице,замираяотстрахапри
мысли: а вдруг эти чудища в лавке, не раз тревожившие еесны,выступятиз
мрака, озаренные изнутри призрачным светом! Неяркая лампаисамакомната,
где все было так знакомо ей, гнали прочь эти страхи. Несдерживаярыданий,
она горячо молилась за старика, просила в своих молитвах, чтобы покойснова
снизошел на его душу и к ним снова вернулосьпрежнеебезмятежноесчастье,
потом опускала голову на подушку и в слезах засыпала, но до рассвета ещене
развскакивала,напуганнаяпочудившимисяейсквозьсонголосами,и
прислушивалась, не звонят ли.
На третий день после встречиНеллисмиссисКвилпстарик,сутра
жаловавшийся на слабость и недомоганье, сказал, что никуда не пойдет вечером
и останется дома. Девочка выслушала деда с загоревшимися глазами, но радость
ее померкла, как только онаприсмотреласькегоболезненноосунувшемуся
лицу.
- Два дня! - сказал он. - Прошло ровно два дня, а ответа всенет!Что
он говорил, Нелли?
- Дедушка, я передала тебе все слово в слово.
- Да, правда, - чуть слышно пробормотал он.-Норасскажиещераз,
Нелл. Я не надеюсь насвоюпамять.Каконсказал?"Зайдучерездень,
другой", и больше ничего? Так было и в записке.
- Больше ничего, - ответила Нелли. - Хочешь, дедушка, я завтра схожук
нему? С самого утра? Я успею вернуться до завтрака.
Старик покачал головой и с тяжким вздохом привлек ее к себе. -Этоне
поможет, дитя мое, ничему не поможет. Но если он отступится отменя,Нелл,
отступится теперь, когда сегопомощьюямогбывознаградитьсебяза
потерянное время, деньги и тедушевныепытки,послекоторыхвомнене
осталось ничего прежнего, тогда я погибну... и, чтоещестрашнее,погублю
тебя, ради кого рисковал всем. Если нас ждет нищета...
- Ну и чтоже!-бесстрашновоскликнулаНелли.-Затомыбудем
счастливы!
- Нищета и счастье? - сказал старик. - Какой ты еще ребенок! - Дедушка,
милый! - продолжала Нелли, и щеки у нее вспыхнули, голос задрожал,душевный
жар сказывался в каждом движении, - Это не ребячество,нет!Нодажеесли
так, знай: я молю бога, чтобы он позволил нам просить милостыню, работать на
дорогах или в поле, перебиваться с хлеба на воду! Все лучше, чемжитьтак,
как мы живем!
- Нелли! - воскликнул старик.
- Да, да! Все лучше,чемжитьтак,какмыживем!-ещегорячее
повторила девочка. - Если у тебя есть горе, поделись имсомной.Еслиты
болен, я буду твоей сиделкой, буду ухаживать за тобой,-ведьтытеряешь
силы с каждым днем! Если ты лишилсявсего,будембедствоватьвместе,но
только позволь, позволь мне быть возле тебя. Видеть, как ты изменился, ине
знать причины! Мое сердце не выдержит этого, и я умру! Дедушка, милый! Уйдем
отсюда, уйдем завтра же, оставим этот печальный дом и будем жить подаянием.
Старик закрыл лицо руками и уронил голову на подушку.
- Просить милостыню не страшно, - говорила девочка, обнимаяего.-Я
знаю, твердо знаю, что нам не придется голодать. Мы будем бродить по лесам и
полям, где нам захочется, спать подоткрытымнебом.Перестанемдуматьо
деньгах, обо всем, что навевает на тебя грустные мысли.Будемотдыхатьпо
ночам, а днем идти навстречу ветру и солнцу и вместе благодарить бога!Нога
наша не ступит больше в мрачные комнаты и печальные дома! Когда ты устанешь,
мы облюбуем какое-нибудь местечко, самое лучшее из всех, ияоставлютебя
там, а сама пойду просить милостыню для нас обоих.
Ее голос перешел врыдания,головкасклониласькплечудеда...и
плакала она не одна.
Слова эти не предназначались для посторонних ушей, и посторонним глазам
не следовало бы заглядывать сюда. Но посторонниеглазаипосторонниеуши
жадно вбирали все, что здесь делалось и говорилось, и обладателем их былне
кто иной, как мистер Дэниел Квилп, который прошмыгнул в комнату незамеченным
в ту минуту, когда девочка подошла к деду, и, движимыйнесомненноприсущей
ему деликатностью, не стал вмешиваться в их разговор, а остановился поодаль,
по привычке осклабившись.Однакостоятьбылонесколькоутомительнодля
джентльмена, только что совершившего длиннуюпрогулку,икарлик,который
везде чувствовал себя как дома, углядел поблизости стул, вспрыгнул на него с
необычайной ловкостью, уселся на спинку, ноги поставил на сиденьеитеперь
мог смотреть и слушать с удобством, в то же времяутоляясвоюстрастько
всяческим нелепым проделкам и кривлянью. Он небрежно положил ногунаногу,
подпер подбородок ладонью,склонилголовукплечуискорчилдовольную
гримасу. И в этой-то позе старик, случайно посмотрев в ту сторону, иувидел
его, к своему безграничному удивлению.
Девочка ахнула, пораженная столь приятным зрелищем. В первую минуту они
с дедом не нашли, что сказать от неожиданности, и, не веря своимглазам,с
опаской смотрели на карлика.Нискольконеобескураженныйтакимприемом,
Дэниел Квилп не двинулся с места и лишь снисходительнокивнулим.Наконец
старик обратился к нему и спросил, как он попал сюда.
- Вошел в дверь, - ответил Квилп, ткнув пальцем через плечо. - Я не так
мал, чтобы проникать сквозь замочные скважины, очемвесьмасожалею.Мне
надо поговорить с вами, любезнейший, по секрету и наедине,безсвидетелей.
До свидания, маленькая Нелли!
Нелл посмотрела на старика, он отпустил ее кивком головы и поцеловалв
щеку.