Я даже не мог допустить подобных сомнений, вспоминаянаш
разговор, вспоминая, с какой нежностью звучало ее имя в его устах.
"Останусь здесь, конечно! - ответила она на мой вопрос. - Каквсегда".
Что же влечет старика из дому ночь за ночью? Я перебирал вумерассказыо
чудовищных, загадочных преступлениях, которые совершаются в большихгородах
и долгие годы остаются нераскрытыми. Но как ни страшны были эти рассказы, ни
один из них не мог послужить мне для разъяснениятайны,становившейсятем
непонятнее, чем больше я думал над ее разгадкой. Погруженный всвоимысли,
которые сводились все к одному и тому же, я бродил по улицевзадивперед
еще два долгих часа. Наконец пошел сильный дождь; усталость все-таки одолела
меня, хоть и непритупилаинтересакэтимлюдям,и,остановивпервую
попавшуюся карету, я поехал домой. В очаге у меня весело потрескивалогонь,
лампа горела ярко, часы,каквсегда,встретилисвоегохозяинарадушным
тиканьем. Тишина, тепло, уют - как радостнобылоощущатьэтопослетого
уныния и мрака, который только что окружал меня!
Яселвкресло,откинулсянаегомягкиеподушки,имнесразу
представилось, как эта девочка - одна, всеми брошенная, никем неохраняемая
(кроме ангелов) - мирно спит в своей постели. Такая нежная и хрупкая, словно
фея, такая юная - и где, в какомместепроводитонатомительные,долгие
ночи! Я не мог примириться с этим.
Мы так подвержены воздействию внешнегомира,чтомногиенашимысли
(коим надлежало бы носить чисто умозрительный характер), можетстаться,не
пришли бы нам в голову без этой помощи со стороны. И я неуверен,овладела
ли бы мною с такой силой тревога о маленькой Нелл, если бы этойтревогене
сопутствовало воспоминание о причудливых вещах, которымибылаполналавка
антиквара. Одиночество девочки, окруженной всеми этими диковинами, стало для
меня особенно ощутимым. Она стояла передомнойкакживая,авокругнее
теснилось все то, что было столь чуждо всей ееприроде,чуждоееполуи
возрасту. Если бы моя фантазия неполучилатакогоподспорья,еслибыя
увидел девочку в обычной комнате, в обычной обстановке, -весьмавозможно,
что ее одиночество не поразило бы меня так сильно. Теперьжеонаказалась
мне образом из какой-то аллегории и так приковывала к себе мои мысли, что я,
повторяю, при всем желании не мог думать ни о чем другом.
- Как же сложится ее жизнь? - проговорил я вслух, беспокойношагаяиз
угла в угол. - Неужто эти чудовища так и будут держать ее в плену и онатак
и останется единственным чистым, свежим, непорочным существом среди них? Что
ожидает...
Но тут я прервалсвоиразмышления,ибоонизаводилименяслишком
далеко, заводили в ту область, которой мне не хотелось касаться. И,оставив
эти пустые домыслы, я решил лечь и забыться сном.
Но всю ту ночь, и во сне и наяву, ко мне возвращались все те же думы, и
те же образы неотступностоялиуменяпередглазами.Явиделтемные,
сумрачныекомнаты,рыцарскиедоспехи,костлявымипризракамибезмолвно
выступающие из углов, ухмылки и гримасы деревянных и каменных уродцев, пыль,
ржавчину, источенное червем дерево.
И,оставив
эти пустые домыслы, я решил лечь и забыться сном.
Но всю ту ночь, и во сне и наяву, ко мне возвращались все те же думы, и
те же образы неотступностоялиуменяпередглазами.Явиделтемные,
сумрачныекомнаты,рыцарскиедоспехи,костлявымипризракамибезмолвно
выступающие из углов, ухмылки и гримасы деревянных и каменных уродцев, пыль,
ржавчину, источенное червем дерево... и посреди этого хлама, этойветошии
запустения мирно спит пленительной красоты девочка - спит и улыбаетсясвоим
легким, светлым снам.
ГЛАВА II
Желание снова посетить то место,откудаяушелприописанныхвыше
обстоятельствах, наконец одержало надо мной верх, промучивменяпочтивсю
следующую неделю; однаконасейразярешилпобыватьтамзасветлои
отправился в ту часть города в первой половине дня.
Я миновал лавку и несколько раз прошелсяотуглакуглу,борясьс
чувством нерешительности, знакомым каждому, кто боится, что егонеожиданное
посещение будет некстати. Дверь дома была затворена, и, следовательно,меня
не могли увидеть оттуда, сколько бы нипродолжалисьмоипрогулкивзади
вперед по тротуару.
Наконец оставив колебания, я вошел в лавку торговца древностями.
Хозяин и еще какой-то человек стояли в глубине ее и, вероятно, велине
совсем приятный разговор, так как при моем появлении их громкие голоса сразу
смолкли, а старик поспешил мне навстречуивзволнованнопробормотал,что
очень рад меня видеть.
- Вы весьма кстати прервали наш спор, - сказал он, показывая насвоего
собеседника. - Этот человек когда-нибудь убьет меня. Он давно бы это сделал,
да только не смеет.
- А, перестаньте! Будь на то ваша воля, вы бы сами давно отправили меня
на виселицу, - огрызнулся незнакомец, предварительно бросиввмоюсторону
дерзкий взгляд из-под нахмуренных бровей. - Это всем известно.
- Да, пожалуй, ты прав! - в бессильной ярости воскликнулстарик.-Я
дам любую клятву, сотворю любую молитву, лишь бы отделатьсяоттебя!Твоя
смерть была бы для меня избавлением!
- Знаю, все знаю, - сказал незнакомец. - О том я и толкую! Нониваши
клятвы, ни ваши молитвы мне неповредят.Яживиздоровиумиратьне
собираюсь.
- А мать его умерла! - Старик горестно стиснул рукииустремилглаза
ввысь. - Где же она, справедливость!
Незнакомец стоял, поставив одну ногу на табуретку,испрезрительной
усмешкой посматривал на старика. Это был молодой человек, примернодвадцати
одного года, стройный и бесспорно красивый, хотя ввыраженииеголица,в
манерах и даже одежде чувствовалось что-то отталкивающее, беспутное.
- Не знаю, как там насчет справедливости, - сказалон,-ноя,как
видите, здесь; и здесь и останусь до тех пор, покасочтунужнымилипока
меня с чьей-нибудь помощью невыставятзадверь,чеговы,конечно,не
сделаете.