Гравилет «Цесаревич» - Рыбаков Вячеслав Михайлович 19 стр.


Не более. Но расслабиться у него не получилось.

Его пытались привести в себя. От средств самых элементарных, вроде

нашатыря, до сложных комплексных уколов - все перепробовали, и все тщетно.

Пытались установить личность, но документов никаких не обнаружили, а когда,

постепенно начав соображать, что случай очень уж нетривиальный, затеребили

городское полицейское управление, тут уже и Круус приехал.

- Для очистки совести я повторил все анализы,- рассказывал Круус, а я

вглядывался в запрокинутое, иссохшее, уже покрытое седоватой щетиной лицо

Кисленко на подушке. Оно было так не похоже на фотографию в пропуске...

Словно техник прошел через какую-то катастрофу, через жуткую, средневековую

войну, где сдирают кожу с живых, где младенцев швыряют в пламя. Время от

времени губы его беззвучно шевелились. Свет настольной лампы, стоявшей на

стандартной больничной тумбочке у изголовья, вырубал из лица резкие черные

тени, они казались пробоинами.- Ничего, чисто. Никаких следов

психотомиметиков, галлюциногенов, препаратов, увеличивающих внушаемость...

Вообще никаких препаратов, кроме тех, что ему вводили здесь. Памятуя вашу

имплицитно высказанную гипотезу, я пытался разблокировать ему память,- губы

Крууса слегка задрожали. Засунув руку куда-то глубоко под явно с чужого

плеча белый халат и повозившись на груди, он извлек свой просторный носовой

платок и вытер лицо. Мельком я отследил, что платок уже выдохся. Пахло

медикаментами, пахло влажным кафельным полом, пахло мучающимся на постели

человеческим телом - но духами не пахло.- И тут, Александр Львович, я едва

не оказался на соседней койке надолго.

- Что такое?

Круус упихал платок обратно.

- Он пришел в себя. Он открыл глаза, он сел на постели. Помню, я еще успел

обрадоваться - мол, все идет хорошо, сейчас начнем разбираться... И тут он

закричал: "Нет! Не хочу! Он ведь живой! Он мне улыбается!" Признаюсь вам,

такой муки, такого отчаяния я не наблюдал никогда в жизни. Он попытался

соскочить с постели. Его с трудом удерживали двое санитаров. Тогда он стал

кричать: "Убейте меня!" И я, отчасти от испуга, а отчасти желая хоть как-то

успокоить его, притупить его очевидные, хотя совершенно непонятные мне

страдания, поспешил погрузить его в сон. Успокоительный, релаксационный

сон.

- Его крики вы как-то фиксировали?

- Все на диктофоне. И еще там - фраза, которая, без сомнения, пополнит и

украсит ваш список странных фраз, произнесенных Кисленко за последние

сутки. Заснул он мгновенно, но поначалу спал беспокойно, метался, и словно

бы боролся с кем-то. И вдруг внятно рявкнул: "Да что ж ты женщину-то!..

Омон хуев, кого защищаешь? Они, Иуды, Россию продают, а вы тут с дубинами!"

Потом беззвучно еще что-то пробормотал - я пытался читать по губам, но

смысла не уловил - и вдруг тихонько так, беспомощно: "флаг, флаг выше...

пусть видят наш, красный..." И уже потом - все.

У меня даже зубы скрипнули. "Тихонько", "беспомощно" - что же происходит?

Бедный, бедный человек!

Как это сказал Ираклий? "Найди их и убей." Вот, нашел.

- Омон,- медленно повторил я незнакомое слово.

- Что значит это слово, я не знаю,- сразу сказал Круус. Черт боднул меня в

бок.

- А что значит следующее за ним, знаете?

Круус с достоинством поджал губы.

- Пф! Али я не россиянин? - спросил он со старательным волжским

поокиванием.

- Ну, хорошо, хорошо. Вольдемар Ольгердович, извините. Вы уверены, что

правильно расслышали?

- Кисленко отчетливо окает, сильнее, чем я сейчас изобразил.

Вольдемар Ольгердович, извините. Вы уверены, что

правильно расслышали?

- Кисленко отчетливо окает, сильнее, чем я сейчас изобразил. Сомнений быть

не может. Два "о" и ударение на последнем слоге.

- Может, что-то блатное? Надо будет проконсультироваться у

кримфольклористов... Хотя откуда технику Кисленко знать?..

- Возможно, имя? - предположил, в свою очередь, Круус.- Это было бы очень

удачно. Хотя... - как и я, оборвал он себя,- тогда почему дальше идет

множественное число: "с дубинами"?

- Как вы насчет перекурить, Вальдемар Ольгердович? - спросил я.

- Охотно. Мне это помещение уже несколько... - он не подобрал слова, и даже

не стал напрягаться, чтобы закончить фразу - и так все было понятно.

- Я тут посижу,- подал голос Болсохоев. В комнате умещалось семь коек, и

все они были свободны - за исключением той, на которой страдал в своем

непонятном забытьи Кисленко. Полковник, сцепив пальцы и сгорбившись, сидел

на соседней сиротливо и грустно.- Вдруг он еще что-нибудь скажет.

Мы вышли в коридор. Прошли мимо виновато глядевших медиков - один тут же

нырнул в дверь за нашими спинами, Круусу на смену; прошли мимо заплаканной

жены Кисленко, когда-то видимо, красивой, но уже сильно расплывшейся

таджички - Круус, собрав губы трубочкой, чуть покачал головой отрицательно

в ответ на ее отчаянный взгляд.

Наркопункт был упрятан в глубине небольшого, но плотного и пышного

скверика, и рыжий свет уличных фонарей сюда не долетал. Мы отошли за угол,

чтобы не била в глаза резкая лампа над входом, и уселись на скамейку во

мраке, под громадными звездами, лезущими с бархатного неба сквозь просветы

в узорных линиях чинар.

У Крууса дрожали руки, я дал ему огня. Затлели оранжевые огоньки.

Было тихо.

- Гипнотическое программирование? - спросил я.

- Я понимаю,- неторопливо заговорил Круус,- вас, как не специалиста, все

наводит на эту мысль. Действительно, нам известны отдельные случаи, когда

преступники, для того, чтобы осуществить какие-то короткие акции чужими

руками, руками случайных людей, на которых и подозрение-то пасть не может,

прибегают к этому изуверскому приему,- он нервно затянулся, и это движение

представляло собою решительный контраст деланному спокойствию речи.- Как

это происходит? Вначале человек подвергается форсированному внушению, как

правило, с предварительным введением в организм препаратов, облегчающих эту

операцию. С едой, с питьем, или - аэрозоль... Скажем,

гексаметилдекстрализергинбромиды, или что-то в этом роде, неважно. Важно

то, что их следы можно обнаружить в организме еще недели через две-три

после введения - а я их не обнаруживаю. А еще неделю назад никто - это вы

мне сами сказали - не знал, что великий князь соберется в Петербург.

Дальше. О полученном внушении человек не помнит и живет себе припеваючи. Но

в определенный момент, под воздействием какого-то заранее введенного в

программу детонатора - кодового слова, открытки с определенным

изображением, появления человека с определенной внешностью, наконец, просто

специфического боя часов, был такой случай - на некоторый промежуток

времени человек превращается в робота и совершает ряд некоторых, строго

заданных действий. Его способность к их варьированию в зависимости от

конкретной ситуации минимальна.

- Вы хотите сказать, что для того, чтобы Кисленко собрал кислородную мину,

именно этот тип мины должен был вложить ему в подсознание преступник?

- Совершенно справедливо,- кивнул Круус.

- Значит, преступник должен был заранее знать, что накануне отлета

"Цесаревича" Кисленко получит на складе кислород?

- Бесспорно.

Назад Дальше