Жюльенрешил,
что тут, вероятно, что-то кроется, но что именно, он не мог догадаться.
- Я полагаю, сударь, - сказал он ему как-то раз, -чтоэто,конечно,
было бы до крайности непристойно, если бы такое доброе дворянскоеимя,как
Реналь, оказалось в мерзких списках книготорговца.
Чело г-на де Реналя прояснилось.
- Да и для бедного студента-богослова, - продолжалЖюльензначительно
более угодливым тоном, - тоже было бытемнымпятном,еслибыкто-нибудь
впоследствии откопал, что его имя значилось средиабонентовкнигопродавца,
отпускающего книги на дом. Либералы смогут обвинить меня в том, чтоябрал
самые что ни на есть гнусные книги, и - ктознает-онинепостесняются
приписать под моим именем названия этих поганых книг.
Но тут Жюльен заметил, что дал маху. Он видел, как на лицемэраснова
проступает выражение замешательства и досады.Онзамолчал"Ага,попался,
теперь я его вижу насквозь", - заключил он про себя.
Прошло несколько дней, и вот как-то раз в присутствииг-надеРеналя
старший мальчик спросил Жюльена, чтоэтозакнига,окоторойпоявилось
объявление в "Котидьен".
- Чтобы не давать этим якобинцам повода для зубоскальства, авместес
тем дать мне возможность ответить на вопрос господина Адольфа, можно было бы
записать абонентом в книжную лавку кого-либо из ваших слуг, скажем, лакея.
- Вот это недурно придумано, - подхватил, явнообрадовавшись,г-нде
Реналь.
- Но, во всяком случае, надо будет принять меры, - продолжалЖюльенс
серьезным, чуть ли не горестным видом,которыйвесьмаподходитнекоторым
людям, когда они видят, чтоцель,ккоторойонитакдолгостремились,
достигнута, - надо будет принять меры, чтобы слуга ваш ни в коемслучаене
брал никаких романов. Стоит только этим опасным книжкам завестись в доме,и
они совратят горничных да и того же слугу.
- А политические памфлеты? Вы о них забыли? - с важностьюдобавилг-н
де Реналь.
Ему не хотелось обнаруживать своего восхищения этим искуснымманевром,
который придумал гувернер его детей.
Так жизнь Жюльена заполнялась этими маленькимиуловками,иихуспех
интересовал его много больше, чем та несомненная склонность, которую онбез
труда мог бы прочитать в сердце г-жи де Реналь.
Душевное состояние, в котором он пребывалдосихпор,теперьснова
овладело им в доме г-на мэра И тут, как на лесопилке своего отца, он глубоко
презирал людей, среди которых жил, и чувствовал, что иониненавидятего.
Слушая изо дня в день разговоры помощника префекта,г-наВальноипрочих
друзей дома о тех или иных событиях, случившихся у них на глазах, онвидел,
докакойстепениихпредставлениянепохожинадействительность.
Какой-нибудь поступок, которым онмысленновосхищался,неизменновызывал
яростное негодование у всех окружающих Он беспрестанно восклицалпросебя:
"Какие чудовища! Нуиболваны!"Забавнобылото,что,проявляятакое
высокомерие, он частенько ровноничегонепонимализтого,очемони
говорили.
Какой-нибудь поступок, которым онмысленновосхищался,неизменновызывал
яростное негодование у всех окружающих Он беспрестанно восклицалпросебя:
"Какие чудовища! Нуиболваны!"Забавнобылото,что,проявляятакое
высокомерие, он частенько ровноничегонепонимализтого,очемони
говорили.
За всю свою жизнь он ни скемнеразговаривалоткровенно,еслине
считатьстарика-лекаря,авесьнебольшойзапасзнаний,которымитот
располагал, ограничивался итальянскимикампаниямиБонапартаихирургией.
Подробные описаниясамыхмучительныхоперацийпленялиюношескуюотвагу
Жюльена; он говорил себе:
- Я бы стерпел, не поморщившись.
В первый раз, когда г-жа де Реналь попробовала завязать с ним разговор,
неимеющийотношенияквоспитаниюдетей,онсталрассказыватьейо
хирургических операциях; она побледнела и попросила его перестать.
А кроме этого, Жюльен ничего не знал. Ихотяжизньегопротекалав
постоянном общении с г-жой де Реналь, - стоило имтолькоостатьсявдвоем,
между ними воцарялосьглубокоемолчаниеНалюдях,вгостиной,какбы
смиренно он ни держал себя, она угадывала мелькавшее в его глазахвыражение
умственного превосходства над всеми, кто у них бывал в доме. Нокактолько
она оставалась снимнаедине,онприходилвявноезамешательство.Ее
тяготило это, ибо она своим женским чутьем угадывала, что замешательство это
проистекает отнюдь не от каких-либо нежных чувств.
Руководствуясьневестькакимипредставлениямиовысшемобществе,
почерпнутымиизрассказовстарикалекаря,Жюльениспытывалкрайне
унизительное чувство, если в присутствии женщиныпосредиобщегоразговора
вдруг наступала пауза, - точно он-то и был виноват в этом неловком молчании.
Но чувство это было во сто крат мучительнее, если молчание наступало,когда
онбывалнаединесженщиной.Еговоображение,напичканноесамыми
непостижимыми, поистинеиспанскимипредставлениямиотом,чтонадлежит
говорить мужчине, когда он остается вдвоем с женщиной,подсказывалоемув
эти минуты замешательства совершенно немыслимые вещи. На чтоонтольконе
отваживался просебя!Авместестемонникакнемогпрерватьэто
унизительное молчание. И в силуэтогоегосуровыйвидвовремядолгих
прогулок с г-жой де Реналь и детьми становился еще суровееотпереживаемых
им жестоких мучений. Он страшно презирал себя.Аеслиемунасвоюбеду
удавалосьзаставитьсебязаговорить,онизрекалчто-нибудьсовершенно
нелепое. И ужаснее всего было то, чтооннетолькосамвиделнелепость
своего поведения, но и преувеличивал ее. Но было при этом еще нечто, чего он
не мог видеть, - его собственные глаза; а они были так прекрасны,ивних
отражалась такая пламенная душа, что они, подобно хорошим актерам, придавали
иной раз чудесный смысл тому, в чем его и в помине не было.