- Теперь, значит,намостается
столковаться только об одном: сколько жалованья вы ему положите.
- То есть как? - воскликнул г-н де Реналь. - Мы же покончили с этим еще
вчера: я даю ему триста франков; думаю, что этого вполне достаточно, а может
быть, даже и многовато.
- Вы так предлагали, я с этимнеспорю,-ещемедленнеепромолвил
старик Сорель и вдруг с какой-то гениальнойпрозорливостью,котораяможет
удивить только того, кто не знает наших франшконтейскихкрестьян,добавил,
пристально глядя на г-на де Реналя: - В другом месте мы найдем и получше.
При этих словах лицо мэра перекосилось.Ноонтот"часжеовладел
собой, и, наконец, после весьма мудреного разговора,которыйзанялдобрых
два часа и где ни одного слова не было сказанозря,крестьянскаяхитрость
взялаверхнадхитростьюбогача,которыйведьнекормитсяею.Все
многочисленные пункты, которыми определялосьновоесуществованиеЖюльена,
были твердо установлены; жалованье его не только было повышено до четырехсот
франков в год, но его должны былиплатитьвперед,первогочислакаждого
месяца.
- Ладно. Я дам ему тридцать пять франков, - сказал г-н де Реналь.
- Для круглого счета такой богатый и щедрый человек, какгосподиннаш
мэр, - угодливо подхватил старик, - уж не поскупится дать итридцатьшесть
франков.
- Хорошо, - сказал г-н де Реналь, - но на этом и кончим.
Гнев, охвативший его, придал на сей раз егоголосунужнуютвердость.
Сорель понял, что нажимать больше нельзя. И тут же перешел в наступление г-н
де Реналь. Он ни в коем случаенесоглашалсяотдатьэтитридцатьшесть
франков за первый месяц старику Сорелю, которому очень хотелось получитьих
за сына. У г-на де Реналя между тем мелькнула мысль, что ведьемупридется
рассказать жене, какую роль он вынужден был играть в этой сделке.
- Верните мне мои сто франков,которыеявамдал,-сказалонс
раздражением. - Господин Дюран мне кое-что должен. Я сам пойду с вашим сыном
и возьму ему сукна на костюм.
После этого резкого выпадаСорельсчелблагоразумнымрассыпатьсяв
заверениях почтительности; на это ушло добрых четверть часа. В конце концов,
видя, что больше уж ему ничего не выжать,он,кланяясь,пошелквыходу.
Последний его поклон сопровождался словами:
- Я пришлю сына в замок.
Так горожане, опекаемые г-ном мэром, называлиегодом,когдахотели
угодить ему.
Вернувшись к себе на лесопилку, Сорель, как ни старался, немогнайти
сына. Полный всяческих опасений и не зная, чтоизвсегоэтогополучится,
Жюльен ночью ушел из дому. Он решил спрятать в надежное место своикнигии
свой крест Почетного ЛегионаиотнесвсеэтоксвоемуприятелюФуке,
молодомулесоторговцу,которыйжилвысоковгорах,возвышавшихсянад
Верьером.
Как только он появился, отец заорал на него:
- Ах ты, проклятыйлентяй!Хватитлиутебясовестипередбогом
заплатить мне хоть за кормежку, на которую я для тебя тратился стольколет?
Забирай свои лохмотья и марш к господину мэру.
Как только он появился, отец заорал на него:
- Ах ты, проклятыйлентяй!Хватитлиутебясовестипередбогом
заплатить мне хоть за кормежку, на которую я для тебя тратился стольколет?
Забирай свои лохмотья и марш к господину мэру.
Жюльен, удивляясь, что его не поколотили, поторопилсяуйти.Но,едва
скрывшисьсглазотца,онзамедлилшаг.Онрешил,чтоемуследует
подкрепиться в своем ханжестве и для этого неплохо было бы зайти в церковь.
Вас удивляет это слово? Но прежде чем он дошел до этого ужасного слова,
душе юного крестьянина пришлось проделать немалый путь.
С самого раннего детства, после того как он однаждыувидалдрагуниз
шестого полка в длинных белых плащах, с черногривыми каскаминаголовах-
драгуны эти возвращались из Италии, и лошадиихстоялиуконовязиперед
решетчатым окошком его отца, - Жюльен бредилвоеннойслужбой.Потом,уже
подростком, он слушал,замираяотвосторга,рассказыстарогополкового
лекаря о битвах на мосту Лоди, Аркольском, под Риволиизамечалпламенные
взгляды, которые бросал старик на свой крест.
Когда Жюльену было четырнадцать лет, в Верьере начали строитьцерковь,
которую для такого маленького городишки можно было назватьвеликолепной.У
неебыличетыремраморныеколонны,поразившиеЖюльена;онихпотом
разнеслась слава по всему краю, ибоони-тоипосеялисмертельнуювражду
между мировым судьейимолодымсвященником,присланнымизБезансонаи
считавшимся шпионом иезуитского общества. Мировойсудьяиз-заэтогочуть
было не лишился места, так по крайней мере утверждали все.Ведьпришложе
ему в голову затеять ссору с этим священником,которыйкаждыедвенедели
отправлялсявБезансон,гдеон,говорят,имелделоссамимего
высокопреосвященством, епископом.
Междутеммировойсудья,человекмногосемейный,вынеснесколько
приговоров, которые показалисьнесправедливыми:всеонибылинаправлены
против тех жителей городка, кто почитывал "Конститюсьонель". Победа осталась
за благомыслящими. Дело шло, в сущности, о грошовой сумме, что-то около трех
или пяти франков, но одним из тех, комупришлосьуплатитьэтотнебольшой
штраф, был гвоздарь, крестный Жюльена.Внесебяотяростиэтотчеловек
поднял страшный крик:"Вишь,каконовсеперевернулось-то!Иподумать
только, что вот уже лет двадцать с лишним мирового судью все считали честным
человеком!" А полковой лекарь, друг Жюльена, к этому времени уже умер.
ВнезапноЖюльенпересталговоритьоНаполеоне:онзаявил,что
собирается стать священником; на лесопилке его постоянно видели слатинской
библией в руках, которую ему далкюре;онзаучивалеенаизусть.Добрый
старик, изумленный его успехами, проводил с ним целые вечера наставляя его в
богословии.