Еепринялитудапо повелению князя; а посему барон
ПретекстатусфонМондшейн,владелецпоместья,пососедствускоим
находилсяприютигдеонбылпопечителем, против этого ничего не мог
возразить,несмотря на то что его обуревали ужаснейшие сомнения. Напрасны
былиего усердные поиски фамилии Розенгрюншен в «Книге турниров» Рикснера
ивдругиххрониках.На этом основании он справедливо мог усомниться в
правахнапоступлениевприютдевицы,котораянемогла представить
родословнойвтридцатьдвапредка,инаконец, совсем сокрушенный, со
слезаминаглазах просил ее, заклиная небом, по крайности, называть себя
неРозенгрюншен,аРозеншен,ибов этом имени заключен хоть некоторый
смысл и тут можно сыскать хоть какого-нибудь предка. Она согласилась ему в
угоду.Быть может, разобиженный Претекстатус так или иначе обнаружил свою
досадуна девицу без предков и подал тем повод к злым толкам, которые все
больше и больше разносились по деревне. К тем волшебным разговорам в лесу,
откоих,впрочем,небылоособойбеды,прибавилисьразличные
подозрительныеобстоятельства;молваонихшлаизуствустаи
представлялаистинноесуществофрейлейнвсвете весьма двусмысленном.
ТетушкаАнна,жена старосты, не обинуясь, уверяла, что всякий раз, когда
фрейлейн,высунувшисьизокошка, крепко чихнет, по всей деревне скисает
молоко.Едваэтоподтвердилось,какстряслосьсамое ужасное. Михель,
учительскийсын,лакомилсянаприютской кухне жареным картофелем и был
застигнутфрейлейн,которая,улыбаясь,погрозилаемупальцем.Рот у
паренькатакиостался разинутым, словно в нем застряла горячая жареная
картофелина,и с той поры он принужден был носить широкополую шляпу, а то
дождьлилбыбеднягепрямовглотку. Вскоре почти все убедились, что
фрейлейнумеетзаговаривать огонь и воду, вызывать бурю и град, насылать
колтуни тому подобное, и никто не сомневался в россказнях пастуха, будто
онвполночь с ужасом и трепетом видел, как фрейлейн носилась по воздуху
напомеле, а впереди ее летел преогромный жук, и синее пламя полыхало меж
его рогов!
Ивот все пришло в волнение,все ополчились на ведьму,а деревенский
суд порешил ни много ни мало,как выманить фрейлейн из приюта и бросить в
воду,дабы она прошла положенное для ведьмы испытание. Барон Претекстатус
невосставал против этого и,улыбаясь,говорил про себя:«Так-то вот и
бываетспростыми людьми,безпредков,которыенестольдревнего и
знатного происхождения,как Мондшейн».Фрейлейн,извещенная огрозящей
опасности,бежалавкняжескуюрезиденцию,вскорепослечегобарон
Претекстатус получил от владетельного князя кабинетский указ,посредством
коего до сведения барона доводилось,что ведьм не бывает,и повелевалось
задерзостное любопытство зреть,скольискуснывплавании благородные
приютскиедевицы,деревенскихсудейзаточитьвбашню,остальнымже
крестьянам,атакжеихженам,подстрахомчувствительного телесного
наказания,объявить, чтобы они не смели думать о фрейлейн Розеншен ничего
дурного.Они образумились, устрашились грозящего наказания и впредь стали
думать о фрейлейн только хорошее, что возымело благотворнейшие последствия
для обеих сторон — как для деревни, так и для фрейлейн Розеншен.
Кабинету князя доподлинно было известно, что девица фон Розеншен не кто
иная,как знаменитая,прославленная на весь свет фея Розабельверде. Дело
обстояло следующим образом.
Едва линавсей земле можно сыскать страну прелестнее того маленького
княжества, где находилось поместье барона Претекстатуса фон Мондшейн и где
обитала фрейлейн фон Розеншен, — одним словом, где случилось все то, о чем
я, любезный читатель, как раз собираюсь рассказать тебе более пространно.
Окруженнаягорнымихребтами,этамаленькаястрана,с ее зелеными,
благоухающимирощами,цветущимилугами,шумливымипотокамиивесело
журчащимиродниками, уподоблялась — а особливо потому, что в ней вовсе не
былогородов,а лишь приветливые деревеньки да кое-где одинокие замки, —
дивному,прекрасному саду, обитатели коего словно прогуливались в нем для
собственнойутехи,неведая о тягостном бремени жизни. Всякий знал, что
странойэтойправиткнязьДеметрий,однаконикто не замечал, что она
управляема,и все были этим весьма довольны. Лица, любящие полную свободу
вовсех своих начинаниях, красивую местность и мягкий климат, не могли бы
избрать себе лучшего жительства, чем в этом княжестве, и потому случилось,
что,вчиследругих,тампоселились и прекрасные феи доброго племени,
которые, как известно, выше всего ставят тепло и свободу. Их присутствию и
можнобылоприписать,чтопочтив каждой деревне, а особливо в лесах,
частенькосовершались приятнейшие чудеса и что всякий плененный восторгом
иблаженствомвполнеуверовал во все чудесное и, сам того не ведая, как
разпоэтой причине был веселым, а следовательно, и хорошим гражданином.
Добрыефеи,живя по своей воле, расположились совсем как в Джиннистане и
охотнодаровалибы превосходному Деметрию вечную жизнь. Но это не было в
их власти. Деметрий умер, и ему наследовал юный Пафнутий.
Ещепри жизни своего царственного родителя Пафнутий был втайне снедаем
скорбью,оттого что, по его мнению, страна и народ были оставлены в столь
ужасном небрежении.Онрешил править итотчас повступлении на престол
поставил первым министром государства своего камердинера Андреса, который,
когда Пафнутий однажды забыл кошелек на постоялом дворе за горами, одолжил
емушестьдукатовитемвыручил избольшой беды.«Яхочуправить,
любезный!»—крикнулемуПафнутий.Андреспрочелвовзоресвоего
повелителя,что творилось унего на душе,припал к его стопам и со всей
торжественностью произнес:
— Государь,пробил великий час!Вашим промыслом всиянии утра встает
царство изночного хаоса!Государь,васмолитверныйвассал,тысячи
голосовбедногозлосчастного народазаключенывегогрудиигорле!
Государь, введите просвещение!
Пафнутий почувствовал немалое потрясение отвозвышенных мыслейсвоего
министра. Он поднял его, стремительно прижал к груди и, рыдая, молвил:
— Министр Андрес,я обязан тебе шестью дукатами,—более того — моим
счастьем, моим государством, о верный, разумный слуга!
Пафнутийвознамерился тотчас распорядиться отпечатать большими буквами
иприбитьнавсех перекрестках эдикт, гласящий, что с сего часа введено
просвещение и каждому вменяется впредь с тем сообразовываться.
— Преславныйгосударь,—воскликнул межтемАндрес,—преславный
государь, так дело не делается!
— А как же оно делается, любезный? — спросил Пафнутий, ухватил министра
за петлицу и повлек его в кабинет, замкнув за собою двери.
— Видите ли,— начал Андрес, усевшись на маленьком табурете насупротив
своегокнязя,—видители,всемилостивыйгосподин,действиевашего
княжеского эдикта о просвещении наисквернейшим образом может расстроиться,
когда мы не соединим его снекими мерами,кои,хотя и кажутся суровыми,
однако ж повелеваемы благоразумием. Прежде чем мы приступим к просвещению,
тоестьприкажемвырубитьлеса,сделатьрекусудоходной,развести
картофель,улучшить сельские школы,насадить акацииитополя,научить
юношество распевать на два голоса утренние ивечерние молитвы,проложить
шоссейные дороги и привить оспу,— прежде надлежит изгнать из государства
всех людей опасного образа мыслей,кои глухи кголосу разума и совращают
народ на различные дурачества.