..
она... - Негодование душило ее.
- Я все сказал, - непреклонно оборвал я. - Он не хочет за это браться.
Иногда мне удается его переубедить, но всему есть предел. Кстати, что означает "Hvala Bogu"?
Она уставилась на меня.
- Это значит "Слава Богу". Если я его увижу, скажите ему...
- Не стоило вам говорить этих слов. Они напомнили ему Черногорию. А у Вулфа на нее аллергия. Простите, мисс Лофхен, но ничего не получится.
Я его знаю от "А" до "У". "У" означает "упрямый как осел".
- Но он... Мне необходимо повидаться с ним, скажите ему...
Оказалось, что она тоже довольно упряма - чтобы выставить ее, мне понадобилось не меньше пяти минут - мне вовсе не хотелось вести себя
грубо; в конце концов, я ничего тогда не имел против черногорских барышень, если не считать их немыслимого произношения. Наконец я закрыл за ней
дверь и, вернувшись в кухню, язвительно провозгласил:
- Думаю, опасность миновала. Идите за мной, не отставая, а если я вдруг заору благим матом, бегите, словно за вами черти гонятся.
Неразборчивая воркотня Вулфа мне в спину напомнила, что с ним лучше сглаживать острые углы, а потому, когда он спустя пару минут вернулся в
кабинет и вновь утвердился в своем кресле, я и не заикнулся, чтобы объяснить свою точку зрения. Вулф пил пиво и ковырялся в стопке каталогов, а
я проверял накладные от Хена и делал еще кое-какую рутинную работу. Чуть позже Вулф попросил меня приоткрыть окно, и я понял, что скандалист уже
немножко поостыл.
Напрасно мы - или кто-то из нас - думали, что на сегодня с Балканами покончено. После одиннадцати часов, когда я нахожусь вместе с Вулфом в
кабинете, входную дверь посетителям обычно открывает Фриц. Примерно в полпервого он вошел в кабинет и, сделав положенные три шага, объявил о
посетителе, который назвался Шталем, а про род своих занятий сказал лишь, что он служит в Федеральном бюро расследований.
Я длинно присвистнул и осторожно воскликнул:
- Ого!
Вулф слегка приоткрыл глаза и кивнул, и Фриц пошел приглашать посетителя.
Нам еще не приходилось сталкиваться в работе с агентом ФБР, и, когда тот вошел, я удостоил его высочайшей чести, развернув свой стул на
целых сто восемьдесят градусов. Вошедший был субъект как субъект, невысокий, широкоплечий, с умными глазами, пожалуй, только подбородок
подкачал, да и ботинки не мешало бы вычистить. Он еще раз представился, пожал руки мне и Вулфу, вынул из кармана кожаный бумажник, небрежно
открыл его и улыбнулся Вулфу сдержанно, но дружески.
- Вот, пожалуйста, мое удостоверение, - произнес он хорошо поставленным голосом. Он вообще отличался прекрасными манерами, словно солидный
страховой агент.
Вулф взглянул на предложенный документ, кивнул и указал на кресло.
- Чем обязан, сэр?
Казалось, вид у фэбээровца был извиняющийся.
- Простите за беспокойство, мистер Вулф, но работа есть работа. Я хотел бы спросить у вас, знакомы ли вы с федеральным законом, недавно
вошедшим в силу, который требует, чтобы лица, которые являются в стране представителями зарубежных ведомств, регистрировались в госдепартаменте.
- Да, знаком, хотя и не очень подробно.
Я знаю о нем из газет, прочитал не так давно.
- Значит, вы о нем знаете?
- Знаю.
- Вы зарегистрировались, как там сказано?
- Нет. Я же не агент иностранного ведомства.
Фзбээровец закинул ногу на ногу.
- Закон действует по отношению к представителям иностранных фирм, частных лиц и организаций, а также зарубежных правительств.
- Именно так я и понял.
- Он применим как к приезжим, так и к гражданам США. Вы - гражданин Соединенных Штатов?
- Да. Я здесь родился.
- Вы состояли какое-то время на службе у австрийского правительства?
- Да, очень короткое время, еще в молодости. Но тогда я был не здесь, а за границей. Потом я оставил ту службу.
- И служили в черногорской армии?
- Да, но несколько позже, хотя тоже в юности. Тогда я верил в то, что всех людей, которые не правы или жестоки, следует убивать, и я убил
кое-кого сам. Тогда, в 1916 году, я чуть не умер от голода.
Фэбээровец, казалось, был поражен:
- Извините, не понял.
- Я сказал - чуть не умер от голода. Вторглись австрийцы, и мы сражались голыми когтями против пулеметов. Я был почти мертвец, ведь человек
не может жить, питаясь сухой травой. Но я все же выжил. Снова мне довелось поесть, только когда Соединенные Штаты вступили в войну и я прошагал
шестьсот миль, чтобы завербоваться в американский корпус. Когда война кончилась, я вернулся на Балканы, развеял там еще одну иллюзию и
эмигрировал в Америку.
- Hvala Bogu, - весело вставил я.
Шталь ошарашенно вскинул голову.
- Простите? Вы черногорец?
- Да нет. Почти. Я из Огайо. Огайец чистейших кровей. Это у меня нечаянно вырвалось.
Вулф не удостоил меня вниманием и продолжил:
- Мистер Шталь, я бы сказал, что не потерпел бы попытки копаться в моем прошлом, кто бы там ни вздумал интересоваться, чем я занимался. Но
вы для меня - не кто попало. Естественно, вы ведь представитель ФБР. В сущности, вы - сама Америка, соблаговолившая посетить мой кабинет и кое-
что обо мне разузнать. Я же так глубоко благодарен своей стране за любезность, от которой она до сих пор ухитрялась воздерживаться... Кстати, вы
не откажетесь от стаканчика американского пива?
- Нет, благодарю вас.
Вулф нажал на кнопку, откинулся в кресле и хрюкнул.
- Теперь, сэр, отвечу на ваш вопрос: я не представляю никакого иностранного ведомства, фирмы, частного лица, организации, диктатора или
правительства. От случая к случаю мне, как профессиональному сыщику, самому приходится наводить справки по запросам из Европы, главным образом
от моего английского коллеги, мистера Этельберта Хичкока из Лондона, - как и он время от времени делает то же для меня. В данный момент я ничего
не расследую. И я не работаю ни на мистера Хичкока, ни на какого-то другого.
- Понятно. - Казалось, Шталя почти убедили. - Что ж, сказано вполне определенно. Но вот насчет ваших прежних похождений в Европе... если
можно спросить... вы знаете некоего князя Доневича?
- Знал очень давно. Тогда князь был при смерти; кажется, дело было в Париже.
- Я не его имею в виду.