. Он держал портсигар в руках... Я даже чуть не посоветовал ему быть поосторожнее...
- Что он говорит! - возмутился Жан. - Это уж слишком! И вам не стыдно, Виктор?.. Послушайте, месье комиссар...
- Молчать! Теперь скажите мне, что вы думаете о материальном положении этих молодых людей.
И Виктор, смущенный, начал вздыхать, как бы с сожалением:
- Конечно, они всегда были мне должны... и не только деньги по счетам... Иногда занимали у меня небольшие суммы...
- Какое впечатление произвел на вас Графопулос?
- Богатый иностранец, проездом в городе. Это самые лучшие клиенты. Он сразу заказал шампанское, не спросив цену. Дал мне на чай пятьдесят франков...
- И вы заметили, что у него в бумажнике было несколько тысячефранковых ассигнаций...
- Да... Бумажник был здорово набит... Особенно французскими деньгами... Бельгийских у него не было...
- Это все, что вы заметили?
- Галстук у него был заколот булавкой с прекрасным бриллиантом.
- В какой момент он ушел?
- Вскоре после Адели, а ее сопровождал другой клиент, толстяк, который пил только пиво и дал мне двадцать су на чай. Француз! Он курил обычный трубочный табак.
- И вы остались одни с хозяином?
- Мы только потушили лампы и заперли дверь.
- И пошли прямо домой?
- Как всегда! Месье Женаро дошел со мной до улицы От-Совеньер, где он живет.
- А утром, принимаясь за работу, вы не заметили никакого беспорядка в зале?
- Никакого... Крови нигде не было... Уборщицы были на месте, и я наблюдал за ними.
Женаро слушал с рассеянным видом, как будто это его совершенно не касалось. Комиссар обратился к нему:
- Правда ли, что вы всегда оставляете вечернюю выручку в выдвижном ящике кассы?
- Кто вам это сказал?
- Не важно! Отвечайте на вопрос.
- Я уношу деньги с собой, кроме мелочи.
- То есть?
- В среднем франков на пятьдесят мелкими монетами - их я оставляю в ящике.
- Это не правда! - буквально завыл Жан Шабо. - Десять, двадцать раз я видел, как он выходил, оставив...
Женаро изумился:
- Как? Это он утверждает, что...
Вид у него был искренне удивленный. Он повернулся к молодой женщине.
- Да вот Адель вам скажет.
- Конечно!
- Вот чего я не понимаю: как эти молодые люди могут утверждать, что они видели труп в зале. Графопулос ушел раньше меня. Он не мог вернуться. Преступление было совершено не в кабачке, не знаю где...
Жаль, что мне приходится говорить так категорически.
Это ведь тоже клиенты... И мне они были даже симпатичны... Лучшее доказательство то, что я отпускал им в кредит. Но правда есть правда, и дело достаточно серьезное, чтобы...
- Благодарю вас!
Женаро с минуту колебался. Затем спросил:
- Мне можно идти?
- Да, и вам, и вашему официанту! Если вы мне еще Понадобитесь, я дам вам знать.
- Полагаю, мое заведение может работать?
- Сколько угодно!
Адель спросила:
- А я?
- Идите домой!
- Я свободна?
Комиссар не ответил.
Он был озабочен. Беспрестанно поглаживал свою трубку. Когда три человека вышли, в зале стало пусто.
Остались только комиссар, Жан, Шабо и его отец.
И все молчали.
Первым заговорил месье Шабо. Он долго колебался.
Наконец, откашлявшись, начал:
- Простите... Но неужели вы в самом деле думаете?..
- Что? - ворчливо отозвался комиссар.
- Не знаю... Мне кажется...
И он жестом пытался дополнить свою неясную мысль.
Этот неопределенный жест означал: "...Мне кажется, что во всем этом есть нечто не очень понятное, не очень ясное... Что-то двусмысленное..."
Жан встал. У него появилась какая-то энергия. Он осмелился взглянуть на отца.
- Все они лгут! - четко произнес он. - В этом я клянусь! Вы верите мне, месье комиссар?
Ответа не последовало.
- Ты веришь мне, отец?
Месье Шабо сначала отвернулся. Потом пробормотал:
- Сам не знаю...
И наконец, обратившись к своему здравому смыслу, добавил:
- Кого следовало бы разыскать, так это того француза, о котором они говорят.
Комиссар, вероятно, не знал, на что решиться, потому что он в бешенстве ходил по залу большими шагами.
- Во всяком случае, Дельфос исчез! - ворчал он, скорее обращаясь к самому себе, чем к своим собеседникам.
Он снова стал ходить и, помолчав, продолжал:
- И два свидетеля утверждают, что у него был золотой портсигар!
Он все ходил, развивая свою мысль:
- И вы оба были в подвале!.. И в эту ночь вы пытались бросить в унитаз стофранковые ассигнации... И...
Он остановился, посмотрел на одного, потом на другого.
- И даже шоколадник не признает, что у него украли деньги!
Он вышел, оставив их наедине. Но они этим не воспользовались. Когда он вернулся, отец и сын оставались на прежних местах, в пяти метрах друг от друга, каждый замкнувшись в мрачном молчании.
- Что ж поделать! Я сейчас позвонил следователю!
Отныне он будет руководить следствием! Он и слушать не хочет о том, чтобы вас временно выпустили на свободу. Если вы хотите о чем-либо попросить, обратитесь к следователю де Конненку.
- Франсуа?
- Кажется, так его зовут.
И отец тихо, стесняясь прошептал:
- Мы вместе учились в коллеже.
- Ну что ж, сходите к нему, если думаете, что это поможет. Но сомневаюсь, потому что я его знаю! А пока он приказал мне отправить вашего сына в тюрьму Сен-Леонар...
Эти слова прозвучали зловеще. До сих пор не было ничего определенного.
Тюрьма Сен-Леонар! Отвратительное здание напротив моста Магэн, уродующее целый квартал, со средневековыми башенками, бойницами, железными решетками...
Жан, мертвенно бледный, молчал.
- Жирар! - позвал комиссар, открыв дверь.
Возьмите двух полицейских, машину...
Этих слов было достаточно. Теперь они ждали.
- Вы ничем не рискуете, если сходите к месье де Конненку! - со вздохом сказал комиссар, чтобы заполнить молчание.