А Кэтлин ждала, колеблясь сама, - розово-серебряный иней готов был растаять, дохни лишь весна. Как европейке, Кэтлин было свойственно
почтение к сильным мира сего, но было в ней и ярое чувство собственного достоинства, приказывавшее: "Ни шагу дальше первая". Она не питала
иллюзий насчет высших соображений, движущих королями.
- Завтра едем в горы, - сказал Стар. (Его решение может отразиться на тысячах людей; нужно разумно взвесить...) Так внезапно притупилось
чутье Стара, которым он руководствовался двадцать лет.
Все субботнее утро он был очень занят. Когда в два часа дня он, поев, вернулся в кабинет, его ждал ворох телеграмм: съемочное судно
затерялось в Арктике; попала в скандал кинозвезда; писатель предъявил иск на миллион долларов; евреи в Германии гибнут замученные. Последней
метнулась в глаза телеграмма: "Сегодня утром вышла замуж. Прощайте"; и сбоку наклейка:
"Пользуйтесь услугами Уэстерн Юнион Телеграм".
Глава 6
Ничего обо всем этом я не знала. Я ездила в Лек-Луиз, а вернувшись, не заглядывала уже на студию. Наверно, я так и уехала бы в середине
августа на Восток, если бы однажды Стар не позвонил мне домой.
- У меня просьба, Сесилия, - устройте мне встречу с членом коммунистической партии.
- С кем именно? - спросила я, порядком удивленная.
- Все равно с кем.
- А у вас их разве мало на студиях?
- Я имею в виду не рядового, а организатора - из Нью-Йорка.
Год назад я увлекалась политикой и могла бы, наверно, в то лето устроить встречу с самим Гарри Бриджесом. Но каникулы кончились, а потом мой
парень погиб в автомобильной катастрофе, и все мои контакты оборвались. Я, правда, слышала, что сейчас в Голливуде находится кто-то из журнала
"Нью мэссис".
- Гарантируете неприкосновенность? - спросила я в шутку.
- Гарантирую, - ответил Стар серьезно. - Полную. Дайте такого, у кого язык хорошо подвешен. Пусть какую-нибудь свою книгу захватит.
Стар говорил так, точно речь шла о встрече с приверженцем культа "Я есмь".
- - Вам блондинку или брюнетку?
- Нет-нет, мужчину мне давайте, - поспешно сказал Стар.
От его звонка я воспрянула духом. После того как я сунулась в кабинет к отцу, все на свете казалось мне барахтаньем в жидких помоях. Но
голос Стара все менял - менялся мой угол зрения, даже воздух другим становился.
- Вы, пожалуй, отцу о нем не говорите. Пусть фигурирует у нас под видом болгарского музыканта, что ли, - сказал напоследок Стар.
- Да они теперь одеваются, как все, - сказала я. Устроить встречу оказалось труднее, чем я думала, - переговоры Стара с Гильдией
сценаристов, длившиеся год с лишним, почти зашли уже в тупик. Возможно, те, к кому я обращалась, опасались подкупа; меня спрашивали, что,
собственно. Стар "выдвигает". Стар потом рассказал мне, как он готовился к встрече: прокрутил русские революционные ленты, которые хранились в
его домашней фильмотеке.
Извлечены были также "Доктор Калигари" и "Андалузский пес" Сальватора Дали - Стар полагал, видимо, что они имеют отношение к делу. Его еще в
двадцатых годах поразили русские фильмы, и, по совету Уайли Уайта, он велел тогда сценарному отделу составить двухстраничный конспект
"Коммунистического манифеста".
Но мозг его остался глух; Стар был рационалист по взглядам, причем доходил до всего без опоры на книги, - и он только-только выкарабкался из
тысячелетних древностей еврейства в конец восемнадцатого века. Крах его убеждений был бы ему невыносим - Стар хранил свойственную самоучкам-
парвеню пылкую верность вымечтанному прошлому.
Встреча состоялась в комнате, которую я называла "интерьерной", - ее и еще пять комнат отделал и обставил художник по интерьеру, приезжавший
к нам от Слоуна, и термин запомнился мне с той давней уже поры. Комната была донельзя интерьерная: ангорской шерсти ковер наинежнейшего
рассветно-серого оттенка - нога не поднималась на него ступить; и серебристые панели, и обтянутые кожей столы, и картины кремовых тонов, и
хрупкие изящные вещицы казались все такими легкозагрязнимыми, что мы дыхание сдерживали, входя; но, бывало, когда окна раскрыты и гардины
капризно шелестят под ветром, станешь в дверях и любуешься. Комната эта была прямой потомок старой американской гостиной, куда пускали только по
воскресеньям. Но для встречи она как раз подходила, и я надеялась этим способом ее освоить, убавить ей лоска и придать характера.
Стар прибыл первым. Он был бледен, нервничал, но голос оставался, как всегда, негромким и приветливым. У Стара была открытая мужская повадка
- он подходил к вам прямо и вплотную, точно убрав с дороги все мешавшее, и вникал в вас с живым, непринужденным интересом. Я поцеловала его ни с
того ни с сего и повела в "интерьерную".
- Когда кончаются ваши каникулы? - спросил он. Мы уже затрагивали прежде эту увлекательную тему.
- Чтобы вам понравиться, мне надо бы, наверно, стать чуть меньше ростом? - спросила я в ответ. - Я могу носить плоскую прическу и перейти на
низкий каблук.
- Поедем вечером обедать, - предложил он. - Все будут думать, что я ваш отец, ну и пусть.
- Я обожаю поседелых, - заверила я. - Мужчина должен подпираться костылем, а иначе это просто детское амурничанье.
- А много у вас было амурничанья?
- Достаточно.
- Люди влюбчивы и разлюбчивы, цикл то и дело повторяется, да?
- Примерно каждые три года, по словам Фанни Брайс. Я в газете на днях читала.
- Не пойму, как у людей так ловко это получается. Но приходится верить глазам. Причем каждый раз у всех у них такой убежденно-влюбленный
вид. И вдруг убежденность исчезает. А потом заново является.
- Вы слишком закопались в свои фильмы.
- И неужели во второй, и в третий, и в четвертый раз эта убежденность не слабеет?
- Напротив, крепнет, - сказала я. - Каждая новая влюбленность всегда убежденнее предыдущей.
Над этими словами он подумал и как будто согласился с ними.
- Пожалуй, что так. Каждая новая всегда убежденней.
Тон его не понравился мне, и я вдруг поняла, что он очень тоскует.
- Прямо наказание, - сказал он. - Скорей бы прошло и ушло.
- Ну зачем вы! Просто партнерша попалась не та. Тут доложили, что явился Бриммер - коммунист, - и я разлетелась к дверям его встречать,
поскользнулась на одном из ковриков-паутинок и чуть-чуть не угодила ему в объятия.
Он был приятной внешности, этот Браммер, - слегка смахивал на Спенсера Трейси, но лицо тверже, осмысленнее, выразительней.