Он был приятной внешности, этот Браммер, - слегка смахивал на Спенсера Трейси, но лицо тверже, осмысленнее, выразительней. Глядя, как они со
Старом улыбаются, обмениваются рукопожатием и принимают боевую стойку, я невольно подумала, что такую собранность, готовность к борьбе редко
встретишь. С этой минуты они нацелили внимание друг на друга; конечно, оба были со мной любезны дальше некуда, но интонация у них сама собой
делалась "облегченней", когда они обращались ко мне.
- Что это вы, коммунисты, затеяли? - начал Стар. - Всю мою молодежь сбили с толку.
- Верней, вывели ее из спячки, - сказал Бриммер.
- Сперва мы пускаем полдюжины русских на студию - изучать ее в качестве образцовой, понимаете ли, кинофабрики, - продолжал Стар. - А вслед
за тем вы принимаетесь разрушать ту целостность, то единство, которое как раз и делает студию образцовой.
- Единство? - переспросил Бриммер. - То бишь пресловутый "Дух Фирмы"?
- Да нет, - мотнул головой Стар. - Удар ваш явно направлен на меня. На прошлой неделе ко мне в кабинет пришел сценарист - неприкаянный
пьяница, давно уже на грани алкогольного психоза - и стал меня учить, как работать.
- Ну, вас, мистер Стар, не очень-то поучишь, - улыбнулся Бриммер.
От чая не отказался ни тот, ни другой. Когда я вернулась. Стар рассказывал уже что-то забавное о братьях Уорнер, и Бриммер тоже посмеивался.
- А в другой раз пригласили братья Уорнер русского хореографа Баланчина поставить танцы братьям Риц. И Баланчин запутался во всех этих
братьях. Все ходил и повторял: "Никак не затанцуют у меня братья Уорнер".
Беседа, кажется, шла по спокойному руслу. Бриммер спросил, почему продюсеры не оказывают поддержки Лиге борьбы против нацизма.
- Из-за вас, - ответил Стар. - Из-за того, что вы мутите сценаристов. В конечном счете, вы зря только время на них тратите. Они как дети -
даже в спокойные времена им не хватает деловой сосредоточенности.
- Они в вашем бизнесе на положении фермера, - не горячась, возразил Бриммер. - Фермер растит хлеб, а праздник урожая - для других. У
сценариста на продюсера та же обида, что у фермера на горожанина.
Я задумалась о том, все ли между Старом и той девушкой кончено. Позже, стоя с Кэтлин под дождем на грязной авеню Голдвина, я услышала от
нее, как все тогда случилось (встреча Стара с Бриммером состоялась всего через неделю после телеграммы). Кэтлин ничего не могла сделать.
Американец сошел с поезда, точно с неба свалился, и потащил ее регистрироваться, ни капельки не сомневаясь, что она именно этого хочет. Было
восемь утра, и Кэтлин была в таком ошеломлении, что думала лишь о том, как бы дать телеграмму Стару. В теории можно, конечно, затормозив на
трассе, объявить: "Послушай, я забыла сказать - я тут встретила одного человека". Но трасса эта была проложена Американцем с таким усердием, с
такой уверенностью, такие он усилия потратил и так радовался теперь, что Кэтлин повлекло за ним неотвратимо, как вагон, когда вдруг стрелка
переведена с прежней колеи. Американец смотрел через стол, как она пишет телеграмму, и Кэтлин на одно надеялась - что вверх ногами прочесть текст
он не сумеет...
Когда я снова вслушалась в разговор, от бедных сценаристов оставались уже рожки да ножки, - Бриммер позволил себе согласиться с тем, что они
народ "шаткий".
- Они не годятся руководить делом, - говорил Стар. - Твердую волю ничем не заменишь. Иногда приходится даже проявлять твердость, когда сам
ее вовсе не ощущаешь.
- И со мной такое бывало.
- Приходится решать: "Должно быть так, а не иначе", хотя сам в этом далеко не уверен. У меня ежедневно случаются ситуации, когда, по
существу. нет убедительных резонов. А делаешь вид, будто есть.
- Всем руководителям знакомо это чувство, - сказал Бриммер. - И профсоюзным, и тем более военным.
- Вот и в отношении Гильдии сценаристов пришлось занять твердую позицию. Я вижу здесь попытку вырвать у меня власть, а все, что я готов дать
сценаристам, - это деньги.
- Некоторым сценаристам вы и денег даете крайне мало. Тридцать долларов в неделю.
- Кому же это? - удивленно спросил Стар.
- Тем, кто посерее, кого легко заменить.
- У меня на студии таких ставок нет, - сказал Стар.
- Ну как же нет, - сказал Бриммер. - В отделе короткометражек два человека сидят на тридцати долларах.
- Кто именно?
- Фамилия одного - Рэнсом, другого - О'Брайен, Мы со Старом переглянулись, улыбнувшись.
- Они не сценаристы, - сказал Стар. - Это отец Сесилии родню пристроил.
- Но на других студиях есть, - сказал Бриммер. Стар налил себе в чайную ложку какого-то лекарства из бутылочки.
- Что такое "финк"? - неожиданно спросил он.
- Финк? Разговорное обозначение штрейкбрехера или секретного агента компании.
- Так я и думал, - сказал Стар. - У меня есть один сценарист с окладом в полторы тысячи. Он всякий раз, когда проходит по обеденному залу,
пускает:
"Финк!" - в спину кому-нибудь из обедающих коллег. Это было бы забавно, если бы они не пугались так.
- Интересно бы взглянуть на эту сцену, - усмехнулся Бриммер.
- Хотите провести со мной денек на студии? - предложил Стар.
Бриммер рассмеялся - весело, искренне.
- Нет, мистер Стар. Хотя не сомневаюсь, что впечатление у меня осталось бы сильное. Я слышал, вы один из самых умелых и упорных работников
на всем Западе. Спасибо, рад бы вас понаблюдать, но придется отказать себе в этом удовольствии.
Стар взглянул на меня.
- Мае ваш приятель нравится, - сказал он. - Свихнувшийся, а нравится. - Он прищурился на Бриммера:
- Родились в Америке?
- Да. У нас в роду уже несколько поколении американцев.
- И много вас таких?
- Отец у меня был баптистским священником.
- Я хочу спросить, много ли красных в вашей среде. Я не прочь бы встретиться с тем верзилой-евреем, что хотел разнести в пух и прах завод
Форда. Забыл его фамилию...
- Франкенстийн?
- Он самый. У вас, я думаю, не один такой решительный.
- Решительных немало, - сказал Бриммер сухо.
- Но вы-то к ним не принадлежите? Тень досады прошла по лицу Бриммера.
- Отчего ж, - сказал он.
- Ну нет, - сказал Стар. - Быть может, раньше принадлежали.