Н‑да‑с.
Господин императорский лейб‑медик решил, что ослышался.
– Высочайшая измена?
– Помилуйте, экселенц; под подозрением; н‑да‑с. Под по‑до‑зре‑нием‑с! – А так как лейб‑медик явно не понял, шпик выразился яснее: – Н‑да‑с, – и грустно уставился на свои плоские ступни, – но и одного подозрения, смею вас уверить, предостаточно. К сожаленью‑с! Ну‑с, моим законным долгом было бы верноподданнически дать знать в известное место – ведь у меня имеются подозрения… Я, собственно, чре‑езвычайно обремененный долгом совести человек‑с, слово чести. Другое дело, если я буду убежден в отсутствии основания к подозрению… Видите ли, в нашем деле, пардон, рука руку моет‑с, – и он невольно посмотрел на свои грязные ногти.
В господине императорском лейб‑медике закипала сдерживаемая ярость.
– Другими словами: вы хотите чаевых?
– Извиняюсь, целиком полагаюсь на щедрость, экселенц.
– Отлично. – Императорский лейб‑медик позвонил. Вошел слуга.
– Ладислав, возьми этого типа за шиворот и спусти с лестницы!
– Как прикажете.
Чудовищная лапа раскрылась, как пальмовый лист; комната сразу погрузилась в таинственный тропический полумрак, и уже через секунду слуга со шпиком исчезли, подобно изображению на экране синематографа.
Господин императорский лейб‑медик ждал – наконец снизу из прихожей донесся страшный грохот!
Потом тяжелые шаги медленно протопали вниз по лестнице. Вслед за живым снарядом.
«Ну вот, пожалуйста, Ладислав, конечно, собрался его спустить еще и с замковой лестницы. Господи, ну нельзя же все понимать так буквально», – скрестив на груди руки и утомленно прикрыв глаза, пробормотал императорский лейб‑медик, пытаясь восстановить свой нарушенный утренний покой.
Не прошло и четверти часа, как его грезы были прерваны каким‑то повизгиваньем.
Дверь осторожно приоткрылась, и барон Эльзенвангер в сопровождении Брока на цыпочках протиснулся в дверную щель, предостерегающе прижимая к губам указательный палец.
– Здравствуй, Константин! Каким ветром тебя занесло в этакую рань? – обрадованно воскликнул императорский лейб‑медик, но сейчас же замолк, увидев на лице приятеля пустую бессмысленную улыбку. «Бедняга, – прошептал он, глубоко потрясенный, – кажется, он потерял свой маленький разум».
– Тс, тсс, – таинственно зашипел барон, – тсс, тс. Не надо, только не надо! – – Боязливо оглянувшись, он торопливо достал из кармана пожелтевший конверт и бросил его на кровать. – На, возьми, Флугбайль. Только не надо, не надо!
Старый охотничий пес, поджав хвост и не сводя своих полуслепых белесых глаз с сумасшедшего хозяина, раскрыл, словно собираясь завыть, пасть, однако не издал ни звука.
Зрелище было довольно мрачным.
– Что мне, по‑твоему, не надо? – сочувственно спросил императорский лейб‑медик.
Эльзенвангер поднял палец:
– Тадеуш, прошу тебя. Только не надо, только не надо!.. Ты знаешь… ты знаешь… ты знаешь… – каждое бормотком произнесенное слово неудержимо приближало его губы к уху Флугбайля; наконец, почти касаясь ушной раковины, они осторожно доверили ей свое сообщение: – Полиция напала на мой след, Тадеуш. Прислуга уже знает. Тс, тсс! Все разбежались. И Божена тоже.
– Что? Твоя прислуга разбежалась? Но почему?
И когда?
– Сегодня утром. Тс, тс! только не надо, только не надо! Ты знаешь, был у меня вчера один. С черным зубом. И в черной перчатке. И к‑косой на оба глаза. Понимаешь, один из… из полицейских.
– Как его имя? – быстро спросил императорский лейб‑медик.
И к‑косой на оба глаза. Понимаешь, один из… из полицейских.
– Как его имя? – быстро спросил императорский лейб‑медик.
– Сказал, Брабец.
– И что же он хотел от тебя? – Ксенерль сбежала, сказал он. Тс, тс! Я ведь знаю, почему она ушла. Она все узнала! Тс, только не надо. Ты знаешь, он и денег хотел; иначе, мол, все расскажет.
– Надеюсь, ты ему ничего не дал? Барон снова робко оглянулся:
– Я велел Венцелю спустить его с лестницы. «Удивительно, до чего иногда верно поступают сумасшедшие», – отметил про себя Пингвин.
– Тс, а сейчас вот и Венцель исчез. Брабец ему тогда сразу все выложил.
– Я прошу тебя, Константин, подумай хорошенько, что он, собственно, мог ему рассказать?!
Эльзенвангер указал на пожелтевший конверт. Императорский лейб‑медик выжидательно смотрел на него.
Эльзенвангер, с застывшим в глазах ужасом, снова стал приближаться к его уху:
– Богумил – Богумил – Богумил.
Императорский лейб‑медик начинал понимать: видимо, совершенно случайно его друг нашел где‑то в галерее старый конверт и, приняв эту бумажку за письмо от своего покойного брата Богумила, до тех пор носился с этой бредовой идеей – и, уж конечно, не обошлось здесь без проклятого Зрцадло, – пока окончательно не свихнулся.
– Ты знаешь, может быть, он лишил меня наследства – ведь я никогда не навещал его там внизу, в Тынском храме. Но, силы небесные, я ведь не могу – спуститься в Прагу! Возьми это, Тадеуш, возьми! Только не надо, только не надо. Я не должен знать его содержания! Иначе я буду лишен наследства! Спрячь его, Флугбайль, спрячь хорошенько; но… но… н‑но только не надо заглядывать в него! Не заглядывай в него. И подпиши на случай своей смерти, что оно мое. Ты же знаешь: оно принадлежит мне! Но слышишь, хорошенько спрячь! У меня оно никогда не будет в безопасности: все знают о нем. Поэтому они исчезли. И Ксенерль тоже пропала.
– Что? Твоя племянница убежала? – вскрикнул лейб‑медик. – Куда?
– Тс, тсс. Сбежала. Она ведь теперь все знает. – Тут Эльзенвангера заклинило: он непрерывно твердил, что «она все знает». Очень долго ничего больше нельзя было от него добиться.
– А вчера, Тадеуш, весь город поднялся. Все знают об этом. Вчера вечером они осветили гору Жижки – завещание ищут… И Брок, – он многозначительно подмигнул в сторону собаки, – тоже что‑то учуял. Ты только посмотри, как он боится. Ну, а у Заградки разразилась мушиная чума. Кругом сплошные мухи. Полон дворец!
– Константин, ради Бога, ну что ты несешь! – вскричал императорский лейб‑медик. – Ты же знаешь, в ее доме никогда не было мух! Это только ее воображение. Не надо верить слухам!
– Клянусь душой и Богом! – колотил себя в грудь барон. – Я их видел собственными глазами.
– Мух?
– Да. Черным‑черно.
– От мух?
– Да, от мух. Однако мне пора. Не дай Бог, полиция выследит. И слышишь, хорошенько спрячь! Да не забудь: в случае твоей смерти оно принадлежит мне! Но никогда не читай его, иначе я останусь без наследства. Только не надо, только не надо. И никому не говори, что я заходил к тебе! Прощай, Флугбайль, прощай!
И так же, как вошел, сумасшедший тихо, на цыпочках выскользнул за дверь.
Вслед за ним с уныло поджатым хвостом поплелся старый верный пес.
Тоскливая горечь поднималась в Пингвине.
Он подпер голову рукой.
«Вот еще один ходячий мертвец. Бедняга!»
И он вспомнил Богемскую Лизу с ее тоской по ушедшей юности…
«Что же могло случиться с Поликсеной? И… с мухами? Странно, всю жизнь Заградка защищалась от воображаемых мух – и вот они действительно появились.