А то старые, как выяснилось, не имеют защиты от элементарных логических задачек...
- Пуфф! - сказал Костя и бережно ткнул Грачика пальцем в живот.
- Что? - переспросил тот.
- Вы убиты, - пояснил Костя, светясь от счастья. - Можно мне съесть вас, переварить и удалить из организма?
Грачик захохотал и снова тряхнул его за плечи.
- А хочешь в Ущелье Звигов? - предложил он. - Проведать старичков?
12
В ущелье стояла тишина. Полное безветрие, бестравье и безлесье. И коварный галечник между серыми пористыми скалами был на прежнем месте.
Кратов вслушивался в тишину. И с каждой секундой она все больше рассказывала ему.
Он разулся, сцепил ботинки застежками и поставил возле входа в ущелье. Достал фогратор и положил рядом. Расстегнул куртку и, аккуратно свернув, оставил здесь же. При этом не упустил случая полюбоваться на свои благоприобретенные роскошные шрамы. Затем закатал штанины выше колен.
И двинулся вперед.
Сделав десяток шагов - галечник держал его, не елозил, не поскрипывал, - Кратов отчетливо увидел воронку, прикрытую звижьей паутиной и присыпанную сверху камушками. Она была устроена по-новому, не так, как три месяца назад. Известно, что психомодели живут собственной, мало кому понятной и уж совершенно непредсказуемой квазижизнью...
Он старательно обошел воронку по краю.
Все это время два звига следили за ним из-за скал, и он чувствовал их присутствие, ловил их тупые, жадные мысли. Кажется - даже слышал, как они облизывают и без того мокрые губы и глотают слюни. Он знал, что звиги нападут на него, когда до конца пути останется какая-то пара шагов.
Поэтому он без разбега, с места, взлетел в воздух за полшага до того, как звиг-сюзерен прыгнул на него - точнее, на то место, где ожидал свою жертву.
Но Кратов благополучно приземлился на обе ноги за контрольной чертой, где кончалась психомодель, и потопал за ботинками и курткой. А звиг промахнулся и угодил в собственную воронку.
13
- Который? - спросил Михеев, прижавшись лицом к оконному стеклу.
- Вон тот, светлый, - сказал Грачик. - В белой курточке. Сейчас к нему подойдет поразительно рыжая девушка, такая рыжая, что зависть берет. И они поцелуются.
- Подошла, - улыбнулся Михеев. - Но что-то они тянут с поцелуем.
- Это Константин Кратов, - пояснил Грачик. - Помнишь, который все хвалился своей реакцией. Ценитель древней восточной поэзии, бесстрашный охотник на звигов...
- Помню. А второй?
- Сидит на скамейке. Бритоголовый, в дхоти. Это Крис Богардт. У него доброкачественный генетический дефект - ранняя лысина. Потомок "детей Чернобыля"...
- Этот Богардт... действительно выкрутился?
- Здоров, как бык! И даже получил пятую категорию. По-моему, зря ты погорячился, дед.
Михеев промолчал, глядя за окно во двор училища.
- А может быть, вообще все зря? - пробормотал за его спиной Грачик. Ведь только представить себе: что было бы с ними, не успей мы тогда перебросить к ним резервного надсмотрщика...
Михеев поморщился. Он вдруг отчетливо вспомнил, ЧТО БЫЛО С НИМ, когда те двое, шустрые ребятишки, ухлопали робота и на целый час ушли из-под его, Михеева, наблюдения. И как умело они распорядились этим часом.
- Иногда я сомневаюсь, - продолжал Грачик. - Не слишком ли дорогую цену они платят там, на наших полигонах?.. Как все просто и эффектно в задумке! Берется индивидуум и с него сдирается шелуха интеллекта, дабы во всей своей мощи обнажились вековечные инстинкты, которые помогли нашему далекому предку выжить среди динозавров и пещерных медведей. И наши курсанты будут-де чуткими, сильными и ловкими, как самый чуткий, сильный и ловкий зверь. Потому что они становятся плоть от плоти природы... А они не хотят быть зверьми. Они остаются людьми, несмотря ни на что. А мы их ломаем, гнем, корежим...
Дед, обходились же мы без этого раньше!
- Чтобы этих сопляков жрали и увечили звиги? - буркнул Михеев. - Ну уж нет... Знаешь, почему я всех этих желторотиков пропускал через Ущелье Звигов?
- Откуда мне знать? - пожал плечами Грачик. - Ты мне никогда и ничего не рассказывал.
- Потому что тридцать два года назад я сам стоял у входа в него, на том самом галечнике. Только это была не психомодель, а настоящее Ущелье Звигов, в натуральную величину и во всей своей грозе. И я повернул назад. Не оттого, что испугался. Просто я точно знал, что не пройду его. Впрочем, это и называют страхом, кажется... А наши с тобой пацаны должны начинать с того рубежа, где мы отступили. И топать дальше! А за то, чтобы они из этого далека возвращались к папочке с мамочкой, к своим рыжим подружкам, никакой цены не жаль. И пусть меня объявят виновным, пусть прогонят взашей из училища, ты все равно будешь делать то же самое. Если, конечно, не запретят Звездную Разведку...
- Я ходил через Ущелье Звигов, - мрачно сообщил Грачик. - Десять лет назад, на спор. Но я не пошел в Жующий Туннель. Это в системе Хомбо. А один твой выпускник, Меркушев, недавно прошел его. Я просил его привезти психомодель.
Михеев одобрительно кивнул.
- Они в самом деле не узнали друг друга? - спросил он.
- Михеич! - обиделся Грачик. - Ты же лучше моего понимаешь, что это невозможно. Ментокоррекция и все такое. Да я и проверял их исподтишка. Песика Чарли вон в кабинет приволок... Доступ к информации об инциденте навечно заблокирован, а парней мы развели по разным группам. В разные филиалы. Сегодня они встречаются последний раз.
- И слава Богу, - сказал Михеев. - Достаточно того, что мы все помним.
Грачик покачал головой.
- Ничего ты не понял, дед. У меня же о тебе душа болит! Ведь случись что... ну, эта комиссия... Как ты без них, без желторотиков этих?
- Наконец-то поцеловались, - удовлетворенно проговорил Михеев.
14
Едва только гравитр набрал высоту, как Костя спихнул управление автопилоту, а сам взял руки Юлии в свои.
- Подожди, не обнимай меня, - тихонько сказала Юлия. - Я еще не привыкла к тебе. Это все равно, что обниматься с чужим человеком. Посидим молча.
Костя кивнул. Он чувствовал плечом тепло ее плеча, ему передавалось ее неровное дыхание, и пока этого было достаточно для полного счастья.
Сначала они летели над мегаполисом, объятые заревом его ночных огней. Автопилот предупредительно огибал чудовищные башни небоскребов, что тысячеглазыми Аргусами стерегли муравьиную суету у своих ног, перемигивался позиционными сигналами со встречными машинами... Потом город кончился, внизу установилась непроницаемая чернильная темнота, и лишь изредка ее прорезали лучики слабого света. А на горизонте уже занималось сияние другого города, что медленно, шажками стремился на воссоединение с соседями, чтобы подавить и заполнить собой последние клочки мрака и навечно воцариться на этой земле сплошным жилым континентом.
- Не полетим туда, - попросила Юлия.
- А куда?
- Вниз.
Костя осторожно высвободил одну руку и направил гравитр во вздыхающий, шелестящий, росистый мир ночного леса.
Потом они сидели в открытой кабине, тесно прижавшись друг к дружке, ничего не видя вокруг и ничего не слыша, кроме собственного дыхания.
- Что с тобой там было? - спросила Юлия.
- Не знаю, - ответил Костя. И тут же поправился: - Не скажу.
- Ты вернулся оттуда другим. Ты меняешься с каждым днем. И я не знаю, каким ты станешь, когда все перемены в тебе закончатся.
- Человек не топограмма. Он не может преобразиться до неузнаваемости.
- А эти ужасные шрамы? - пальцы Юлии коснулись одной и костиных боевых ран на бицепсе, предмета его бесконечной гордости. - Откуда они? Такое впечатление, что тебя там кто-то ел.