– Артем, – сказал я, пожимая его ладонь.
– Интересная бабуся, – сказал Иван. – Не спалось что‑то сегодня. Я слышал, что она рассказывала. Извини, так получилось.
– За что же тут извиняться? Слышал да и слышал… История, конечно, интересная. И что‑то в ней есть, а вот что, не могу сообразить.
– Ну, это самовнушение после рассказа товарища Обыкновеннова. Непробоистый, видно, мужик, раз с диссертацией у него туго.
Мы вышли из тоннеля в зал. Слева размещался буфет. Блестящий автомат для приготовления кофе периодически исторгал из себя клубы пара. Человек десять стояло в очереди. Я взглянул на часы. Фу, пропасть! Часы стояли.
– Послушай, Иван, сколько времени на твоих?
Иван взглянул на руку, потряс ею, поднес к уху.
– Стоят, – изумленно произнес он. – Невероятно!
– И у меня стоят. Скажите, пожалуйста, – обратился я к гражданину, последнему в очереди, – сколько сейчас времени?
У гражданина, оказывается, часы тоже стояли. Ну, у одного – понятное дело, у двух – куда ни шло, но чтобы сразу у троих! Гражданин заволновался, наверное, часы его никогда не подводили, и повторил мой вопрос стоящему впереди. Через десять секунд все трясли руками и прислушивались к ходу часов. Ни у кого из всей очереди часы не шли.
– Вам что? – кричала продавщица, но ее плохо слушали. – Вам что?! У нас только кофе и булочки! Кофе без сахара, булочки вчерашние. Выбирайте скорее. – В очереди обсуждали проблему точных часов. – Эй, Зина! – Это относилось к ее помощнице или сменщице. – Говорила я, что надо объявление повесить. Так сменную выручку не сделаешь! Граждане! Вам, гражданин, что? О господи! Да успокойтесь вы со своими часами! Раз вы в очереди стоите, значит, и часы стоят. Во всех буфетах это ввели. С сегодняшнего дня. Для экономии времени. Вам что?
– Позвольте, как это: мы стоим – часы стоят? Это что еще за издевательство! – Полная женщина всем своим видом как бы говорила, что уж над собой‑то она издеваться не позволит.
– Товарищи, успокойтесь! – сказала сменщица или помощница Зина. – Я сейчас все объясню. С первого августа во всех буфетах на железной дороге ввели остановку времени. Это для вас же сделано. Время, время останавливается!
– Что‑то непонятно, – сказал мужчина, стоявший передо мной.
– Ну, время останавливается, время! Сколько бы вы ни стояли в очереди, а времени на это не израсходуете ни секунды. Отстояли очередь – время снова пошло нормально.
– А‑а… Замедление времени, – догадался кто‑то.
– Правильное нововведение, – поддержали его. – Это только в буфетах?
– Пока только в буфетах. Чтобы пассажиры успевали перекусить. Но учтите, что как только вы взяли что вам хотелось, время для вас снова начинает идти нормально. Так что у кого скоро отправление, жуйте булочки побыстрее.
– Ну никогда ничего до конца не могут сделать! – возмутился гражданин передо мной. – Почему не замедлят время и на процесс еды?
– А столиков хватать не будет, – парировала Зина. – А так вы быстренько.
– А вот для них самих, интересно, как время движется? – спросил я. – Нормально, пожалуй.
– Должно быть, так, – согласился Иван. – Только объяснить себе не могу.
– А‑а, – сказал я. – Подумаешь! Мы многого не можем объяснить, а принимаем как должное. Двойной кофе и булочку.
Мы отошли к столику.
Булочку я не доел, а кофе выпил с удовольствием.
– Газет бы купить, – сказал Иван.
Мы прошли вверх по лестнице. Иван хорошо знал этот вокзал. И пока я осматривался по сторонам, он сделал круг по всем залам и вернулся.
– Нет еще свежих газет. Теперь только в Балюбинске. Пошли, а то опоздаем.
И мы понеслись с ним что было силы. Я запыхался даже и остановился на минутку у буфета, пристроившись в конец очереди. Я точно знал, что теперь время для меня остановилось. Отдышавшись, я помчался дальше и догнал Ивана лишь у самого вагона. Поезду уже дали отправление. Мы успели заскочить в тамбур.
– Тосей ее зовут. Кажется, молодая супружеская чета.
– Угу, – мрачно бросил Иван и посмотрел на меня подозрительно. – Бессонница у меня.
– Конечно, бессонница. Что же еще?
– Ты это… брось, Артем. – И открыл дверь в коридор.
Я пошел за ним. Вернее, стал протискиваться за ним между стенкой и прижавшимися к другой стороне пассажирами, желавшими умыться. В самом вагоне было свободнее. Иван сбросил туфли и полез на полку, на нижней еще спали, так что и сидеть‑то ему было негде. В моем купе оказались два новых пассажира: женщина и мужчина, оба лет тридцати. Я сначала принял их за супругов. Но по тому, как мужчина предлагал женщине свою нижнюю полку, понял, что они даже незнакомы. Гражданин в сером продолжал сидеть в своей неизменной позе.
Семен спал. Тося лежала с открытыми глазами, и по ее виду было ясно, что она не прочь заговорить с новыми пассажирами и даже предложить им холодный завтрак из наверняка неисчерпаемых запасов, заготовленных ее мамой.
– Доброе утро, – буркнул я.
– Это Мальцев. Он марградец, – сказала Тося. – А я коренная фомичка. У нас вчера в купе ехал пришелец.
– Да что ты, милочка! – обрадовалась женщина. – Что же он не поехал дальше?
– У него билет был на другой поезд. А меня зовут Тосей. А Семена, – и Тося показала на верхнюю полку, – зовут Семеном.
– Очень хорошо, – сказала женщина. – Меня зовут Зинаидой Павловной.
– Ну что ж, и я имею честь представиться. Кандидат технических наук, заведующий лабораторией Крестобойников Валерий Михайлович. Прошу любить и жаловать.
– А тот товарищ? – поинтересовалась Зинаида Павловна.
– А тот товарищ, – ответила Тося, – еще с нами не разговаривал.
«Тот» товарищ открыл глаза.
– Год, число, месяц?
– Первое августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года, – сказал я и для точности добавил: – Новой эры.
Гражданин в сером почему‑то не стал спрашивать о реальности, и это меня озадачило.
Тося делала робкие попытки вылезти из‑под простыни. Я достал полотенце, мыло, крем. Иван из соседнего купе смотрел на Тосю. Я осторожно повернул его голову лицом к стене. Он даже не сопротивлялся. В обеих сторонах коридора стояла очередь. Но мимо одной я уже проходил, поэтому двинулся в другой конец вагона. Последним стоял, вернее сидел, с полотенцем в руках студент, из тех, что ночью пели романтические песни.