Атеперьоннетолькосчастлив— вчувствебезответственнойсвободыпереднимоткрылсясекретжизнерадостности. Онужесобралсяраспространитьсянаэтутему, нотутмиссСпенсзаговориласама:
— Такиелюди, каквыия, — имеемжемыправоиспытатьсчастьехотьразвжизни.
— Такие, какя? — судивлениемпереспросилмистерХаттон.
— БедныйГенри? Судьбабыланеочень-томилостивакнамсвами.
— Нучтовы? Сомнойонамоглабыобойтисьипохуже.
— Выпростободритесь, иэто, конечно, мужественносвашейстороны. Нознайте, этамасканичегоотменянескроет.
Дождьшумелвсесильнееисильнее, миссСпенсговорилавсегромче. Еесловатоиделотонуливгромовыхраскатах. Онанеумолкала, стараясьперекричатьих.
— Ятакпонимаювас, ядавно, давнопонялавас. Ееосветилавспышкамолнии. Онацелиласьвнего, напряженноподавшисьвсемтеломвперед. Глазакакчерныегрозныежерладвустволки. Исноватемнота.
— Вашатоскующаядушаискалаблизкуюдушу. Язнала, каквыодиноки. Вашасупружескаяжизнь. — Ударгромаоборвалконецфразы. ПотомголосмиссСпенспослышалсяснова:
— …непарачеловекувашегосклада. Вамнужнароднаядуша.
Роднаядуша— ему? Роднаядуша! Боже! Какаянесусветнаячепуха! "ЖоржетЛеблан— когда-тороднаядушаМорисаМетерлинка". Надняхонвиделтакойзаголовоквгазете. Значит, воткакимрисуетеговсвоемвоображенииДженнетСпенс— охотникомдороднойдуши? АвглазахДорисонкладезьумаисамадоброта. Чтожеонтакоенасамомделе? Ктознает…
— Сердцемоепотянулоськвам. Явсе, всепонимала. Ятожебылаодинока. — Онаположиларукуемунаколено. — Выбылитактерпеливы! — Вспышкамолнии. МиссСпенспо-прежнемуопасноцелиласьвнего. — Нисловажалобы! Ноядогадывалась, догадывалась…
— Какэтомилосвашейстороны. — Так, значит, он ame incomprise [3] . — Толькоженскаяинтуиция…
Громгрянул, прокатилсявнебе, затихгде-товдалииоставилпослесебялишьшумдождя. Гром— этобылегосмех, вырвавшийсянаружу, усиленныйвостократ. Опятьмолния, удар— теперьпрямоунихнадголовой.
— Авынечувствуете, чтоэтабурясроднивам? — Онбудтовидел, каконаподаетсявсемтеломвперед, произносяэтислова. — Страстьсближаетнассостихиями.
Каковжебудетегоследующийход? По-видимому, надосказать "да" иотважитьсянакакой-нибудьнедвусмысленныйжест. Номистер, Хаттонвдругструсил. Имбирноепиво, бродившеевнем, вдругсразувыдохлось. Этаженщинанешутит— какиетамшутки! Онпришелвужас.
— Страсть? Нет, — сотчаяниемвголосеответилон. — Страстимненеведомы.
Однакоегоответтолинерасслышали, толиоставилибезвнимания, ибомиссСпенсговорилавсевзволнованнее, нотакбыстроитакимжгуче-интимнымшепотом. чтоееструдомможнобылорасслышать. Насколькоонпонимал, онарассказывалаемуисториюсвоейжизни. Молниясверкалатеперьреже, иониподолгусиделивкромешнойтьме. Ноприкаждойвспышкеонвидел, чтоонапо-прежнемудержитегонаприцелеитакитянетсякнемувсемтелом. Темнота, дождь— ивдругмолния. Еелицобылоблизко, совсемблизко. Бескровнаязеленоватаямаска: огромныеглаза, крохотноежерлоротика, густыеброви. Агриппина… илинет, скорее… да, скорееДжорджРоби.
Планыспасения, одиндругогонелепее, зароилисьунеговмозгу. Ачто, есливдругвскочить, будтоонувиделграбителя? "Держивора, держивора!" — иброситьсявомрак, впогонюзаним. Илисказать, будтоемусталодурно— сердечныйприступ… иличтоонувиделпризраквсаду— призракЭмили? Поглощенныйэтимиребяческимивыдумками, оннеслушалмиссСпенс. Ноеепальцы, судорожновцепившиесяемувруку, вернулиегокдействительности.
— Яуважалавасзаэто. Генри, — говорилаона.
Уважала? Зачто?
— Узыбракасвященны, ито, чтовысвяточтилиих, хотявашбракнепринесвамсчастья, заставиломеняуважатьвас, восхищатьсявамии… осмелюсьлияпроизнестиэтослово?..
Грабитель, призраквсаду! Нет, поздно!
— …иполюбитьвас. Генри, полюбитьещесильнее.
Но, Генри, теперьмысвободны!
Свободны? Втемнотепослышалсяшорох— онаопустиласьнаколенипередегокреслом:
— Генри! Генри! Ятожебыланесчастна.
Еерукиобвилисьвокругнего, ипотому, каквздрагивалиееплечи, онпонял, чтоонарыдает. Словнопросительница, молящаяопощаде.
— Ненадо, Дженнет! — воскликнулон. Этислезыбылиужасны, ужасны. — Нет, тольконесейчас. Успокойтесь, подителягтевпостель. — Онпохлопалеепоплечуивстал, высвободясьизееобъятий. Онатакиосталасьнаполувозлекресла, накоторомонсидел.
Пробравшисьощупьювхоллидаженеразыскавсвоюшляпу, онвышелиздомаиосторожноприкрылзасобойдверь, так, чтобынескрипнуло. Тучирассеялись, вчистомнебесветилалуна. Дорожкабылавсявлужах, изканавистоковдоносилосьжурчаниеводы. МистерХаттоншлепалпрямополужам, небоясьпромочитьноги.
Каконарыдала! Душераздирающе! Кчувствужалостиираскаянию, котороевызываловнемэтовоспоминание, примешивалосьчувствообиды. Неужелионанемоглаподыгратьемувтойигре, которуюонвел, — вжестокойизабавнойигре? Новедьонссамогоначалазнал, чтоонанезахочет, несможетигратьвэтуигру, зналивсежепродолжалсвое.
Чтоонатамговорилаострастяхистихиях? Что-тодонельзяизбитоеивтожевремяправильное, правильное. Онабылакакподбитаячернотойтуча, чреватаягромом, аон, наивныймальчонкаБенджаминФранклин, запустилвоздушногозмеявсамуюгущуэтойгрозы. Даещежалуетсятеперь, чтоегоигрушкавызваламолнию.
Может, онаисейчасстоиттам, влоджии, наколеняхпередкресломиплачет.
Нопочемусейчасоннемогпродолжатьсвоюигру? Почемучувствополнойбезответственностивдругисчезло, бросивего, мгновенноотрезвевшего, намилостьэтогохолодногомира? Ответовнасвоивопросыонненаходил. Вмозгуунегоровнымяркимогнемгорелаоднамысль— мысльобегстве. Бежатьотсюданемедляниминуты.
IV
— Очемтыдумаешь, котик?
— Так, ниочем.
Наступиломолчание. МистерХаттонсидел, облокотившисьопарапетземлянойтеррасы, подперевподбородокруками, исмотрелвниз, наФлоренцию. Онснялвиллунаодномизхолмовкюгуотгорода. Смаленькойтеррасывглубинесадаоткрывалсявиднаплодороднуюдолину, тянувшуюсядосамойФлоренции, натемнуюгромадуМонте-Мореллозаней, аправее, квостоку, нарассыпанныепосклонубелыедомикиФьезоле. Всеэтояркоосвещалосьвлучахсентябрьскогосолнца.
— Тебячто-нибудьтревожит?
— Нет, спасибо.
— Признайся, котик.
— Но, дорогаямоя, мненевчемпризнаваться, — мистерХаттоноглянулсяисулыбкойпохлопалДориспоруке. — Шлабытылучшевкомнаты, сейчасвремя, сиесты. Здесьслишкомжарко.
— Хорошо, котик. Атыпридешь?
— Воттолькодокурюсигару.
— Нухорошо. Толькодокуривайскорее, котик. — Медленно, неохотноонаспустиласьпоступенькамвсадипошлаквилле.
МистерХаттонпродолжалсозерцатьФлоренцию. Емухотелосьпобытьодному. Хорошобыло, хотьненадолго, избавитьсяотприсутствияДорис, отэтойнеустаннойзаботливостивлюбленнойженщины. Онникогданеиспытывалмукбезответнойлюбви, затотеперьемуприходилосьтерпетьмукичеловека, котороголюбят. Последниенескольконедельтянулисьоднадругойтомительнее. Дорисвсегдабыласнимкакнавязчиваямысль, какнеспокойнаясовесть. Да, хорошопобытьодному.
Онвынулизкарманаконвертинебезопаскираспечаталего. Онтерпетьнемогписем— теперь, послееговторичнойженитьбы. Этописьмобылоотсестры. Оннаскоропробежалоскорбительныепрописныеистины, изкоторыхоносостояло. "Неприличнаяпоспешность", "положениевобществе", "равносильносамоубийству", "неуспелаостыть", "девицаизпростонародья" — всекакнаподбор. Безтакихсловнеобходилосьтеперьниоднопосланиеотегоблагожелательныхитрезвомыслящихродственников. Раздосадованный, онхотелбылоизорватьвклочьяэтоглупейшееписьмо, каквдругнаглазаемупопаласьстрокавконцетретьейстраницы. Сердцеунегоболезненнозаколотилось.