Верблюды вытягивали длинные шеи и протяжно ревели; гортанно покрикивали смуглые погонщики, одетые в яркие халаты и высокие войлочные шапки. За плоскими жёлтыми крышами виднелись поросшие лесом склоны невысоких гор, а над ними – яркое синее небо.
– Прошу извинения, господа, – обратился по‑английски к Тумову Пигастер. – Когда и как мы можем двигаться дальше? Мы должны спешить. Очень спешить…
– Предлагают хоть сейчас, – сказал Тумов. – Но мне кажется, нам следует передохнуть и выехать завтра утром.
– На чем мы полетим? – прищурился Пигастер.
– А мы не полетим, – пояснил Тумов, наливая себе холодный айран. – Мы поедем на грузовиках, потом на верблюдах, потом на лошадях и, в заключение, пойдём пешком.
– Вы, конечно, шутите.
– Даже в мыслях не имел…
– Тогда я протестую, господа, категорически протестую. Это перечёркивает все планы. Нужны самолёты, вертолёты, вездеходы. Да, господа, если у вас их нет, Америка может доставить все это через два‑три дня.
– Я в отчаянии, мистер Пигастер, что вас так расстраивает способ передвижения, – вмешался по‑английски Очир. – Я в отчаянии и от того, что ваши американские самолёты и вертолёты, которые, бесспорно, очень хороши, будут здесь в Гоби так же беспомощны, как и наши. Гостеприимство не позволяет нам идти на риск. Мы не можем позволить, чтобы хоть один волос упал с головы кого‑либо из членов высокой комиссии.
Тумов чуть заметно подмигнул Озерову, поглядывая на лысину Пигастера.
– Там, на далёком юге, – продолжал Очир, – лежит пустыня, окружающая пустынные безлюдные горы. Там нет посёлков, нет даже стойбищ, нет складов горючего, нет аэродромов. Постоянные ветры и бураны необычайно затрудняют посадку самолётов и делают невозможным использование вертолётов.
– Самолёты и вертолёты летают даже в Антарктике, – заметил Пигастер.
– Летают и здесь, когда нет иного выхода, – спокойно сказал Очир. – Конечно, можно было бы подыскать посадочную площадку и оборудовать её для приёма экспедиции. Но на это потребуются ещё недели. И даже добравшись самолётом к подножию Адж‑Богдо, всё равно придётся ждать там прибытия лошадей. А на машинах комиссия доберётся за пять‑шесть дней. В наших краях машина и лошадь надёжнее самых новейших самолётов, господа.
– Решено, – громко объявил Тумов. – Едем на машинах. Голосую! Кто за?
Пигастер ослепительно улыбнулся:
– Вижу, что остался в меньшинстве.
* * *
Шестой день пробивался караван машин на юго‑восток, к подножию далёкого Адж‑Богдо. С помощью сапёров были пройдены крутые уступы Тамч‑Даба, хотя мистер Пигастер на каждом привале твердил, что перевал они не возьмут и только напрасно теряют драгоценное время. Когда цепочка машин поднялась на перевал и путешественники увидели красно‑оранжевое солнце, выплывающее из‑за пыльной мглы бескрайних пустынь, Тумов сказал американцу:
– Ну вот, все в порядке. Осталась меньшая половина.
– Надо ещё спуститься, – сухо заметил Пигастер, кутаясь в меховую куртку. – Интересно, какая здесь высота, мистер Тумов?
– Пустяки. Всего две тысячи семьсот пятьдесят метров над уровнем моря. Ровно на километр ниже, чем гребень Адж‑Богдо.
Пигастер покачал головой, но ничего не сказал. После отъезда из Кобдо он улыбался все реже.
К вечеру машины спустились с перевала.
Впереди лежали жёлтые плато Барун‑Хурая. Далеко на юго‑востоке, за грядой невысоких возвышенностей, которые едва проступали на горизонте, была заалтайская Гоби. Обжигающий ветер гнул к самой земле пучки высохшей травы.
Пыльные смерчи поднимались высоко в воздух на пустынных увалах и исчезали, как призраки. Низкое солнце тускло светило сквозь пыльную завесу. Невидимый песок колол лицо и скрипел на зубах.
Из кабины первой машины вылез молодой круглолицый монгол в ватнике и фетровой шляпе с ремешком у подбородка – геолог Батсур, доцент Улан‑Баторского университета; пригибаясь на ветру, подошёл к Озерову.
– Где‑то здесь должно быть стойбище аратов, – начал он, стараясь перекричать свист ветра. – Станем на ночлег возле них…
– Араты здесь, за перевалом? – удивился Озеров. – С каких пор?
– Пробуют осваивать пустыню, – усмехнулся Батсур. – Уже несколько лет приходят со стадами к подножию южного склона хребта, но туда, – он указал на юг, – далеко не заходят. Жмутся к горам. А там, в Гоби, кое‑где есть хорошие пастбища. Боятся чего‑то. Не хотят идти на юг… Это стойбище последнее; больше людей не встретим.
Машины покатились дальше по сухому руслу потока, стекающего ранней весной с южного склона хребта. Русло, сложенное мелкой галькой, напоминало широкую просёлочную дорогу и, подобно просёлку, причудливо извивалось среди невысоких красноватых и чёрных скал. Местами в защищённых от ветра уголках попадались чахлые кусты остролистного тамариска. Редкие метёлки эфедры покачивались на склонах. Уже темнело, когда впереди у подножия невысокого плато заблестели огни костров.
Прибытие каравана машин вызвало переполох в стойбище аратов. Отовсюду – из войлочных юрт, от костров, из‑за ближайших холмов – к машинам шли и бежали мужчины, женщины, дети в ватных халатах и островерхих меховых шапках, махали руками, переговаривались на ходу, кричали, показывали на машины и на покрытые снегом скалистые гребни недалёких гор.
Батсур заговорил с аратами. Шум утих. Пастухи слушали внимательно. Многие удивлённо и даже недоверчиво покачали головами. Когда Батсур умолк, вперёд выступил высокий седобородый старик в красном, расшитом серебром халате, зелёных сапогах с загнутыми вверх длинными носками и в войлочной шапке, отороченной лисьим мехом. Пронзительный взгляд старика обежал гостей, задержался на мгновение на лице Озерова. Коснувшись коричневыми руками бороды, старик заговорил высоким гортанным голосом. Батсур переводил.
– В отборной крупе нет сора, у старого человека нет лживых слов. Араты приветствуют дорогих гостей, прибывших в Гоби из далёких краёв. Араты склоняются перед великим искусством смелых наездников, проведших железных коней, – Батсур похлопал рукой по кузову ближайшей машины, – через заоблачные выси Большого перевала. Двадцать зим назад араты подумали бы, что железные кони спустились с неба, ибо пути для железных коней через горы нет. Теперь араты думают иначе. Они читают газеты и слушают радио. Они знают, что человек все может. Он может найти воду в Гоби, может спасти стада от зимних буранов, может провести железных коней там, где раньше спешивались самые отважные наездники. Когда‑нибудь человек обуздает и злые силы громовых духов, обитающих на юге. Просторы Гоби перестанут пугать мирных пастухов. Араты уже многому научились от своих старших друзей, живущих на севере и западе. Они будут учиться и дальше. Счастлив познающий сладость и плоды учения. Араты горды тем, что среди искусных наездников, которые вели железных коней через Большой перевал, есть и монголы. Оставайтесь у нас и отдыхайте, пока вам не наскучит наше гостеприимство. Отдаём вам самые лучшие юрты, самые мягкие кошмы, самые тёплые одеяла. Юноши выбирают в стадах самых жирных баранов. Толстый Цыбик, которому известны все тайны запахов жареного мяса, уже точит ножи. Оставайтесь и будьте так же счастливы, как счастливы араты, приветствующие дорогих гостей.
Старик замолчал, опять коснулся бороды и, подойдя к гостям, медленно и торжественно обнял каждого.