- Ну а Игорек, - добавила она, обласкав меньшего, - совсем особая статья.
Федор поворачивал свою грузную голову то к одному, то к другому...
НаподходекКлавиномудому,Аняулыбалась:"сегодняянеплохо
отдохнула", - подумала она.
Х
К вечеру, после основательной передышки, все высыпали во двор.Сосвоей
половины даже выползли обременные несуществованием Лидиньки-дедКоляи
девочка Мила. С ничего не выражающим лицом Мила присела в траве узабораи
забормотала. Вокруг нее чирикали птички. Дворик, огражденный высоким забором
и домом, был как заброшенный, распадочно-уютный мирок.
Кругом рослаполуживая,нагло-чахлаятравка;триизрезанныхдеревца
смотрелись как галлюцинации ангелов;поугламторчалискамейки,нелепые
бревна с корягами.
В центре - замалеванный, искалеченный человеческими прикосновениями стол,
опять же со скамейками.
Кто-нибудь посторонний могбыожидать,чтосейчасначнетсявзаимное
сближение.
Все-таки в ресторане все были вместе.
Новдругвседействияприобрелиотсутствующе-разорванныйхарактер.
Правда,всяподвернувшаясяживностьбыламгновенноуничтожена:Иоганн
зарезал двух старых, полубродячих кошек, Пырьоторвалголовубезобразной,
тощей курице. Только Игорек, на долю которого ничего не осталось, носилсяв
одних трусиках и майке за невесть как сюда попавшей бабочкой.
Клава дремала за столом; ей виделись башни с голыми задницами нашпилях;
Федор сидел против нее и, осиротев от самого себя, понемножечку пил водку.
Дед Коля, приютившийся на бревне, почему-то занялся шитьем; девочкаМила
так и уснула в том углу, где бормотала.Петенькижекаквсегданебыло
видно.
Анна созерцала эту картину из окна своей комнатыивнутреннехохотала.
Наконец,онаневыдержалаивдруготохватившегоеевнезапного,
беспредметного страха, бросилась на кровать и заснула.
Между тем во дворе обособленность всесгущалась.БелокурыйИгорек,не
поймав бабочку, так ушел в себя, присев у забора, что по инерции стал щипать
свои красивые, нежные ноги. Когда же оночнулсяотдремыиувидел,что
щиплет себя, тихие, смрадные слезы потекли из его светлых глаз.
Пырь тренировался, бросая большой топор вдерево.Иоганн,скрючившись,
вынул из кармана коробочкусжучкамиисталиголкойпрепарироватьих,
разделяя на части.
"Золотые руки" говорили про него. Он делал это так,какбудторазбирал
стихи, написанные на древнем языке.
Все застыло в таком одичании.
Прошло час или два. Вдруг тишину нарушилистерическийвизгдедаКоли,
раздавшийся из закоулка за сараем.
Всеразомвздрогнули,нонесразуочнулись.Итолькокогдавизг
превратился в вой, медленно, нехотя все стали вставать со своихмест.Все,
кроме Клавы, Пыря и деда Коли, которых не было видно.
Все,
кроме Клавы, Пыря и деда Коли, которых не было видно. Даже Анна проснулась и
вышла во двор.
Первый подошел кзакоулкузасараемФедориувиделтакуюкартину.
Клавушка, распахнувшись как жаба, не то отстраха,нетоотнедоумения,
дрыгалась на земле, а шея ее былавпетле,которуюкрепкодержалПырь.
"Поймал,поймал",-металлическимголосомповторялон.ДедКоля,от
непонятностивспрыгнувшийназабор,вылсвоимнелепымполу-бабьим,
полу-волчьим голосом.
Федор, не сообразив что происходит, тем неменееотпугнулПыряитот
выпустилпетлю.Клавабылаживаидаженеоченьпридушена,ноот
непостижимости она все еще не вставала с земли и виляла жирными ляжками.
Когда все сбежались, Анна дала Пырю пощечину.
- Я ненароком, ненароком, - испуганно-бычьи бормоталон.-Онапросто
подвернулась...Шеятакаяжирная,белая...Мыслисамисобойпетлю
накинули...
Клава приподнялась и набросилась на Пыря:
- Ты ведь играл, играл!!? - спросила она.
Ей стало так страшно при мысли о том, чтоПырьмогвдействительности
задушитьее,чтоонагналасамуюэтумысль,вообразив,чтоПырь
всего-навсего хотел с ней поиграть, как дите."Неможеттакбыть,чтобы
что-то несло мне смерть", - взвизгнуло у нее где-то в животе.
- Играл, играл, - тупо поддакивал Пырь. Федор посмотрел на него.
- Ничего, Клав, он остынет, - сказал Федор, положив свою тяжелую рукуна
голову Пыря.
Клавушка так настаивала на том, что всеэтобылотолькозабавой,так
жалась горлом от страха припротивоположноймысли,чтовсекак-то,без
лишних углублений, согласились с этим.
Клава даже, для сближения, похабно похлопала Пыряпоотвислойзаднице.
(Будто бы человек, к которому испытываешь половоечувство,неможеттебя
убить). Чтоб сгладить ерунду, решили выпить.
Присели у какого-томаленькогостоликавзакутке,сбокудома,чтоб
поуютней.
Рядом как раз валялась расчлененная Иоганном бродячая кошка.
- Для чего вы их убиваете?! Чего ищете?! - крякнув, спросил Федор.
- Ничего не ищем.
- Как ничего не ищете?!
-Мыполучаемудовольствие...Иничегобольше...Наслаждение...
Наслаждение, - вдруг разом заголосили все трое садистиков:Пырь,Иоганни
Игорек. Они сидели рядышком, по росту, и глаза ихблестеливсобирающейся
тьме. У Игорька даже щечки порозовели, как у девушки.
- А в чем наслаждение?
- Во многом, во многом...Тутнюансыесть...Во-первых,ненавистьк
счастью, но это другое... - вдруг заспешил Игорек, выпиврюмкуводки.Его
лицо стало еще более прекрасным, а ручки дрожали от предвкушений.-Потом:
они живые, а мы их - рраз умерщвляем.