.. Кроме отчаяния!
Анна даже расхохоталась.
- А что есть у вас, современных верующих? - ответила она.
- Маленькийслабоумныйметафизическийкомфорт...Пародияназолотой
сон...
Лаборатория длясозданияхорошегодушевногонастроения...Бессмертие
ничтожеств... Да пойми ты, Алеша, - спохватилась она, не желая егообидеть.
- Нам нужно право на поиск. Пусть даже перед поиском будет великое падение.
- Великое падение, в котором, разумеется, находитесь ты, Падов,Ремини
Извицкий, - прервал Алеша.
- Что ты все переходишь на личности? - произнесла Анна.
- Мы же говорим об идеях... Пусть даже немыучастникиэтоговеликого
падения, хотя я уверена, что мы... Пусть другие, неважно...Нозавеликой
катастрофой взойдет новая вера... Может быть, даже Глубев-(Алешазлобно
расхохотался). - Может другое... Не знаю...
- Это все падовщина, падовщина, -исступленнобормоталАлексей.-Но
ответь мне наконец, ответь, что тебя, именно тебя... так отдаляет от Бога!?
- Если Бог - нечто, что вне "я",тоотвечутебе:бездоннаялюбовьк
себе...
Кроме того, мне не нравится, когда на ту силу, которую тыназвалБогом,
пытаются надеть белый намордник, как это делаете вы, - чуть усталоответила
Анна и пересела на стул. - Потом я люблю этот таинственный, черный мир, куда
мы заброшены, - проговорила она словно размышляя вслух, - а самопонятиео
Боге - это уже что-тоданное,мешающеекрайнему,отчужденномуотвсего
человеческого, поиску в трансцендентном... Кроме того,яощущаюмир,как
игру чудовищных, отделенных, потусторонних сил... Бог -этооченьскромно
для моегомироощущения...Намнадосверхтайны,свободы,дажебреда-
метафизического.
- За бессмертие души-то вы все цепко держитесь,- прервал Алеша. - Дрожите
за свое "я"... А Бог уже вам стал ненужен... Или превращаете Его какделает
Падов, в какое-то непостижимое чудовище... Чтобы пугать им друг друга...
Но в это время дверь настежь распахнуласьивкомнатукубаремвлетел
вырвавшийся из сарая Андрей Никитич.
- Кудах-та-тах! Кудах-тах-тах! - прокричал он, вскочив на столитопнув
ножкой.
За дверью между тем показалась темная фигура деда Коли с огромным ножом в
руках.
Возможно, он уже принимал Андрея Никитича за курицу.
- Папа!.. Как так можно! - вскричал Алексей.
Но Андрей Никитич, кудахнув, выпрыгнул в окно.
Тяжелыйрелигиозныйразговортакимобразомоченьнеожиданнои
своевременно разрядился.
Алеша, правда, вне себя, не заметив Колиного ножа, выскочил во двор.
Остаток вечера прошел в каких-то хлопотах.
Андрея Никитича прибрали, хотя он невыносимо молчал, напоили бромом.
Алеша должен был уезжать с поздним поездом в Москву по срочным делам,на
несколько дней. Клава и Аннасогласилисьнаэтовремяприсматриватьза
стариком.
XIV
По вымороченным, безлюдным и с людьми улочкамместечкаЛебединоебежал
интеллигентного вида, но с судорожным, стремящимся отсамогосебя,лицом,
молодойчеловеклетдвадцативосьми.
XIV
По вымороченным, безлюдным и с людьми улочкамместечкаЛебединоебежал
интеллигентного вида, но с судорожным, стремящимся отсамогосебя,лицом,
молодойчеловеклетдвадцативосьми.Обывателипровожалиеготупым
одинаковым взглядом.
А он то и дело подпрыгивал и дико вопил, поднимая руки к небу.
В небе ему виделось огромное, черное пятно, которое, как он полагал, было
адекватно непознаваемому в его душе. Поэтому молодой человек так выл.
Извилистыми переулками через разбросанные помоионприближалсякдому
Сонновых, на ходу, мельком, всматриваясь в названия улиц.
В его кармане лежало письмо от Анны:
"Толя...приезжайсюда,комне...Здесьрусское,кондовое,
народно-дремучее мракобесие, котороеятутоткрыла,смешаетсяснашим,
"интеллигентским" мистицизмом... Это будет великий синтез...Которыйждали
уже давно... Сюда, во тьму, подальше от наглого дымавидимости..."Молодой
человек был, конечно, знаменитыйАнатолийПадов.Унегобылохудое,с
угрюмым,воспаленнымвзглядом,лицо;тяжестькошмаровнанемсовсем
подавляла любое другое выражение; виднелась небольшая лысина; говорили,что
Падов полысел от страха перед загробной жизнью.
Между тем пятно в небе преследовало его; он не мог отвести от негоглаз,
так странно связал он свое внутреннее с этим пятном; он чувствовал, чтоэто
пятно - отделившаяся непознаваемость его души.
Падов остановился иприсел.Ивдруграсхохотался.Истерично,словно
удовлетворяясь своим страхом и даже любуясь им.
Что же так выбило его из колеи?
Обычно он жил саморазрушением, нередко смешанным с безумным страхом перед
загробнойжизньюипотусторонним.Этотстрахзаставлялеговыдвигать
бредовые гипотезы о послесмертном существовании, одну бредовее другой. Порой
казалось, что он спасался от реального страха перед смертью илинеизвестным
тем, что еще более разжигал этотстрахвсебе,разжигалдоисполинских
размеров, подтапливая его бредком и точно готовый сгореть в этом бреду.
Нечего и говорить о том,чтоковсемрелигиозно-философскимидеями
системам, даже казалось исамымблизкимему,он,относилсясутробным
негативизмом.
Все,чтобыло"не-я"вызывалоунегокакое-топодспудное,ярое
отталкивание; его тревожный, искореженный ум сторонилсядажесамыхродных
ему миров и в них находя что-то от "не-я"; нопосколькуэтимирыиидеи
как-товходиливего"я",егобезумствонередконосилохарактер
саморазрушения; даже к своему собственному, чистому "я" он мог относитьсяс
беспокойством, точно и оно было с подвохомилиподмененное.Теперьможно
представить, какое унегобылоотношениекмиру,еслидажексвоему
единственному,любимому"я"онмогпоройотноситьсясистерическим
негативизмом.